Страница:Гегель Г.В.Ф. - Наука логики. Т. 1 - 1916.djvu/80

Эта страница не была вычитана
— 43 —

дѣленія, какъ, напр., существованіе, болѣе опредѣленны; въ нихъ уже положено то, что содержитъ и производитъ противорѣчіе этихъ отвлеченностей, а, стало быть, и ихъ переходъ. При бытіи, какъ томъ простомъ, непосредственномъ, воспоминаніе о томъ, что оно есть результатъ совершеннаго отвлеченія, т.-е. есть уже тѣмъ самымъ отвлеченная отрицательность, ничто, оставляется за предѣлами науки, которая затѣмъ, въ своихъ собственныхъ границахъ, именно въ понятіи сущности, изобразитъ эту одностороннюю непосредственность, какъ опосредованную, при чемъ бытіе полагается, какъ существованіе, и то, чѣмъ опосредовано это бытіе, — какъ основаніе.

Если сохранять это воспоминаніе, то переходъ бытія въ ничто можно весьма легко и тривіально себѣ представлять, или, какъ говорится, объяснять и дѣлать понятнымъ такъ, что, конечно, то бытіе, которое полагается началомъ науки, есть ничто, ибо можно отвлечь отъ всего, а если отвлечь отъ всего, то останется ничто. Но — такъ можно продолжать — потому самому началомъ становится не нѣчто утвердительное, не бытіе, а именно ничто, и ничто есть тогда и конецъ, по крайней мѣрѣ въ той же и даже въ большей степени, чѣмъ непосредственное бытіе. Всего лучше предоставить просторъ такому разсужденію и посмотрѣть, каковъ тотъ результатъ, на который оно бьетъ. Отъ того, что при этомъ ничто явится результатомъ такого разсужденія, и началомъ станетъ ничто (какъ въ китайской философіи), то оттого еще не произойдетъ поворота къ противоположному, такъ какъ ранѣе, чѣмъ онъ произойдетъ, это ничто превратится также въ бытіе (см. выше: В. Ничто). Но далѣе, такъ какъ это отвлеченіе предполагается отъ всего, а это все есть сущее, то его слѣдуетъ обозначить точнѣе; результатъ отвлеченія отъ всего сущаго есть отвлеченное бытіе, бытіе вообще; такъ, въ космологическомъ доказательствѣ бытія Бога изъ случайнаго бытія міра, надъ которымъ оно возвышается, выводится все же бытіе, бытіе опредѣляется въ немъ, какъ безконечное бытіе. Можно однако отвлечь и отъ этого чистаго бытія, приписавъ бытіе еще и всему тому, отъ чего оно отвлечено; тогда останется ничто. Но можно за тѣмъ, если забыть мышленіе о ничто, т.-е. его переходъ въ бытіе, или, если не желать знать о немъ, продолжать въ смыслѣ такой возможности; именно можно (благодаря Богу!), отвлечь и отъ ничто (ибо сотвореніе міра есть нѣкоторое отвлеченіе отъ ничто), и тогда ничто уже не остается, ибо отъ него отвлекается, но мы снова возвращаемся къ бытію. Эта возможность создаетъ внѣшнюю игру отвлеченія, при чемъ самое отвлеченіе есть линГь одностороннее дѣйствіе отрицанія. Но ближайшій смыслъ самой этой возможности состоитъ въ томъ, что для нея бытіе столь же безразлично, какъ и ничто, и что въ какой мѣрѣ оба они исчезаютъ, въ такой же мѣрѣ каждое изъ нихъ происходитъ; по одинаково безразлично, исходить ли отъ дѣйствія ничто, или отъ самого ничто; дѣйствіе ничто, т.-е. простое отвлеченіе, не болѣе и не менѣе истинно, чѣмъ простое ничто.

Діалектика, при помощи которой Платонъ трактуетъ единое въ Парменидѣ, также слѣдуетъ считать болѣе діалектикою внѣшней рефлексіи. Бытіе и единое суть оба элейскія формы, которыя тождественны. Но ихъ слѣдуетъ


Тот же текст в современной орфографии

деления, как, напр., существование, более определенны; в них уже положено то, что содержит и производит противоречие этих отвлеченностей, а, стало быть, и их переход. При бытии, как том простом, непосредственном, воспоминание о том, что оно есть результат совершенного отвлечения, т. е. есть уже тем самым отвлеченная отрицательность, ничто, оставляется за пределами науки, которая затем, в своих собственных границах, именно в понятии сущности, изобразит эту одностороннюю непосредственность, как опосредованную, при чём бытие полагается, как существование, и то, чем опосредовано это бытие, — как основание.

Если сохранять это воспоминание, то переход бытия в ничто можно весьма легко и тривиально себе представлять, или, как говорится, объяснять и делать понятным так, что, конечно, то бытие, которое полагается началом науки, есть ничто, ибо можно отвлечь от всего, а если отвлечь от всего, то останется ничто. Но — так можно продолжать — потому самому началом становится не нечто утвердительное, не бытие, а именно ничто, и ничто есть тогда и конец, по крайней мере в той же и даже в большей степени, чем непосредственное бытие. Всего лучше предоставить простор такому рассуждению и посмотреть, каков тот результат, на который оно бьет. От того, что при этом ничто явится результатом такого рассуждения, и началом станет ничто (как в китайской философии), то оттого еще не произойдет поворота к противоположному, так как ранее, чем он произойдет, это ничто превратится также в бытие (см. выше: В. Ничто). Но далее, так как это отвлечение предполагается от всего, а это всё есть сущее, то его следует обозначить точнее; результат отвлечения от всего сущего есть отвлеченное бытие, бытие вообще; так, в космологическом доказательстве бытия Бога из случайного бытия мира, над которым оно возвышается, выводится всё же бытие, бытие определяется в нём, как бесконечное бытие. Можно однако отвлечь и от этого чистого бытия, приписав бытие еще и всему тому, от чего оно отвлечено; тогда останется ничто. Но можно за тем, если забыть мышление о ничто, т. е. его переход в бытие, или, если не желать знать о нём, продолжать в смысле такой возможности; именно можно (благодаря Богу!), отвлечь и от ничто (ибо сотворение мира есть некоторое отвлечение от ничто), и тогда ничто уже не остается, ибо от него отвлекается, но мы снова возвращаемся к бытию. Эта возможность создает внешнюю игру отвлечения, при чём самое отвлечение есть линГь одностороннее действие отрицания. Но ближайший смысл самой этой возможности состоит в том, что для неё бытие столь же безразлично, как и ничто, и что в какой мере оба они исчезают, в такой же мере каждое из них происходит; по одинаково безразлично, исходить ли от действия ничто, или от самого ничто; действие ничто, т. е. простое отвлечение, не более и не менее истинно, чем простое ничто.

Диалектика, при помощи которой Платон трактует единое в Пармениде, также следует считать более диалектикою внешней рефлексии. Бытие и единое суть оба элейские формы, которые тождественны. Но их следует