ности. Ихъ истина есть, стало быть, это движеніе непосредственнаго исче-занія одного въ другомъ — становленіе; движеніе, коимъ они оба различаются, но такимъ различіемъ, которое столь же непосредственно уничтожается.
Примѣчаніе 1. Ничто обыкновенно приводится въ противоположность съ нѣчто; но нѣчто есть уже нѣкоторое опредѣленно существующее, отличающееся отъ другого нѣчто; поэтому и ничто, противополагаемое нѣчто, есть ничто (небытіе) чего-либо, опредѣленное ничто. Здѣсь же ничто должпо быть взято въ своей неопредѣленной простотѣ. Если бы сочли болѣе правильнымъ вмѣсто пичто противополагать бытію небытіе, то въ разсужденіи результата ничего нельзя было бы противъ этого возразить, такъ какъ въ небытіи содержится отношеніе къ бытію; то и другое, бытіе и его отрицаніе, высказывается въ одномъ — ничто, находящемся въ становленіи. Но прежде всего здѣсь дѣло идетъ не о формѣ противоположенія, но объ отвлеченномъ, непосредственномъ отрицаніи, о ничто чисто для себя, безотносительномъ отрицаніи, — что, если угодно, можно бы было выразить также простымъ нѣтъ.
Простую мысль о чистомъ бытіи, какъ объ абсолютѣ, какъ единую истину, высказали первые элейцы и особенно Парменидъ который въ сохранившихся послѣ него отрывкахъ съ чистымъ воодушевленіемъ мышленія, впервые постигшимъ себя въ своей абсолютной отвлеченности, выражается такъ: лишь бытіе есть, а небытія (ничто) нѣтъ.
Въ восточныхъ системахъ, особенно въ буддизмѣ, абсолютнымъ принципомъ, какъ извѣстно, служитъ ничто, пустота. Глубокомысленный Гераклитъ выставилъ противъ такой простой и односторонней отвлеченности высшее полное понятіе становленія и сказалъ: нѣтъ ни бытія, ни ничто, но все течетъ, т.-е. все есть становленіе. Популярныя, главнымъ образомъ, восточныя изреченія, въ родѣ того, что все, что есть, въ самомъ своемъ рожденіи содержитъ зародышъ своего уничтоженія, а, наоборотъ, смерть служитя вступленіемъ въ новую жизнь, выражаютъ въ сущности то же единство бытія и ничто. Но эти выраженія предполагаютъ субстратъ, въ которомъ совершаетсы переходъ; бытіе и ничто представляются раздѣленными по времени, какъ бы перемежающимися въ немъ, а мыслятся не въ ихъ отвлеченности, и потому не такъ, чтобы они сами по себѣ и для себя были однимъ и тѣмъ же.
Ex nihilo nihil fit — есть одно изъ тѣхъ положеній, которымъ въ метафизикѣ приписывается большое значеніе. Между тѣмъ, въ немъ оказывается лишь или безсодержательное положеніе: ничто есть ничто, — или же, если въ немъ придается дѣйствительная важность становленію, то поскольку изъ ничего становится ничто же, на самомъ дѣлѣ становленія не получается, ибо ничто такъ и остается .ничто Становленіе предполагаетъ, что ничто не остается ничто, но переходитъ въ свою противоположность — въ бытіе. Если послѣдующая, главнымъ образомъ, христіанская метафизика отвергла положеніе "изъ ничего не происходитъ ничего“, то именно потому, что она допускала переходъ ничто въ бытіе; какъ бы синтетически или просто представляющимъ образомъ пи принимала она это положеніе, тѣмъ не менѣе даже при самомъ несовершенномъ способѣ этого соединенія оно содержитъ въ себѣ одинъ
ности. Их истина есть, стало быть, это движение непосредственного исче-зания одного в другом — становление; движение, коим они оба различаются, но таким различием, которое столь же непосредственно уничтожается.
Примечание 1. Ничто обыкновенно приводится в противоположность с нечто; но нечто есть уже некоторое определенно существующее, отличающееся от другого нечто; поэтому и ничто, противополагаемое нечто, есть ничто (небытие) чего-либо, определенное ничто. Здесь же ничто должпо быть взято в своей неопределенной простоте. Если бы сочли более правильным вместо пичто противополагать бытию небытие, то в рассуждении результата ничего нельзя было бы против этого возразить, так как в небытии содержится отношение к бытию; то и другое, бытие и его отрицание, высказывается в одном — ничто, находящемся в становлении. Но прежде всего здесь дело идет не о форме противоположения, но об отвлеченном, непосредственном отрицании, о ничто чисто для себя, безотносительном отрицании, — что, если угодно, можно бы было выразить также простым нет.
Простую мысль о чистом бытии, как об абсолюте, как единую истину, высказали первые элейцы и особенно Парменид который в сохранившихся после него отрывках с чистым воодушевлением мышления, впервые постигшим себя в своей абсолютной отвлеченности, выражается так: лишь бытие есть, а небытия (ничто) нет.
В восточных системах, особенно в буддизме, абсолютным принципом, как известно, служит ничто, пустота. Глубокомысленный Гераклит выставил против такой простой и односторонней отвлеченности высшее полное понятие становления и сказал: нет ни бытия, ни ничто, но всё течет, т. е. всё есть становление. Популярные, главным образом, восточные изречения, в роде того, что всё, что есть, в самом своем рождении содержит зародыш своего уничтожения, а, наоборот, смерть служитя вступлением в новую жизнь, выражают в сущности то же единство бытия и ничто. Но эти выражения предполагают субстрат, в котором совершаетсы переход; бытие и ничто представляются разделенными по времени, как бы перемежающимися в нём, а мыслятся не в их отвлеченности, и потому не так, чтобы они сами по себе и для себя были одним и тем же.
Ex nihilo nihil fit — есть одно из тех положений, которым в метафизике приписывается большое значение. Между тем, в нём оказывается лишь или бессодержательное положение: ничто есть ничто, — или же, если в нём придается действительная важность становлению, то поскольку из ничего становится ничто же, на самом деле становления не получается, ибо ничто так и остается .ничто Становление предполагает, что ничто не остается ничто, но переходит в свою противоположность — в бытие. Если последующая, главным образом, христианская метафизика отвергла положение "из ничего не происходит ничего“, то именно потому, что она допускала переход ничто в бытие; как бы синтетически или просто представляющим образом пи принимала она это положение, тем не менее даже при самом несовершенном способе этого соединения оно содержит в себе один
