тожества тожества и не-тожества. Это понятіе можетъ считаться первымъ, чистѣйшимъ, т.-е. отвлеченяѣйшимъ опредѣленіемъ абсолютнаго; какъ и было бы на самомъ дѣлѣ, если бы рѣчь шла вообще о формѣ опредѣленій и о названіи абсолютнаго. Въ этомъ смыслѣ были бы, какъ это отвлеченное понятіе первымъ, такъ всѣ дальнѣйшія опредѣленія и развитія лишь болѣе опредѣленными и богатыми опредѣленіями этого абсолютнаго. Но тѣ, которые не довольны бытіемъ, какъ началомъ, потому что оно переходитъ въ ничто, и отсюда происходитъ единство бытія и ничто, должны посмотрѣть, могутъ ли они быть болѣе довольны этимъ началомъ, которое начинаетъ съ представленія начала, и его анализомъ, который можетъ быть и правиленъ, но также приводитъ къ единству бытія и ничто, чѣмъ съ признаніемъ за начало бытія.
Но надлежитъ сдѣлать объ этомъ способѣ еще одно дальнѣйшее замѣчаніе. Приведенный анализъ предполагаетъ представленіе начала, какъ извѣстное; такъ поетуплено по примѣру другихъ наукъ. Онѣ предполагаютъ свой предметъ и принимаютъ въ видѣ уступки, что каждый имѣетъ о немъ такое же представленіе и находитъ въ немъ приблизительно тѣ же опредѣленія, какія онѣ такъ и сякъ вносятъ въ него и обнаруживаютъ въ немъ чрезъ анализъ, сравненіе и- другія разсужденія. Но то, чтб служитъ абсолютнымъ началомъ, должно быть также чѣмъ-либо уже извѣстнымъ; если оно есть нѣчто кои-, кретное, слѣдовательно, многообразно опредѣленное въ себѣ, то это отношеніе, которое составляетъ его само въ себѣ (an sich), предполагается, какъ нѣчто извѣстное; тѣмъ самымъ оно выставляется, какъ нѣчто непосредственное, чѣмъ оно не можетъ быть, ибо оно есть лишь отношеніе различнаго и, стало быть, содержитъ въ себѣ опосредованіе. Далѣе, конкретному присущи случайность и произвольность анализа и различнаго опредѣленія. Какія изъ него выводятся опредѣленія, зависитъ отъ того, что каждый преднаходитъ въ своемъ непосредственномъ случайномъ представленіи. Отношеніе, содержащееся въ чемъ-либо конкретномъ, въ какомъ-либо синтетическомъ единствѣ, бываетъ необходимымъ лишь при томъ условіи, если оно не преднайдено, но произведено собственнымъ обратнымъ переходомъ моментовъ въ это единство, — переходомъ, который есть противоположность аналитическому пріему, какъ дѣйствію, внѣшнему для самой вещи, совершающемуся лишь въ субъектѣ.
Отсюда ближайшимъ образомъ слѣдуетъ, что то, что служитъ началомъ, не можетъ быть конкретнымъ, такимъ, что содержитъ отношеніе внутри себя самого. Ибо всякое такое отношеніе предполагаетъ опосредованіе и переходъ внутри себя отъ перваго къ чему-либо другому, съ объединеннымъ конкретнымъ въ результатѣ такого перехода. Но начало не должно само быть уже первымъ и другимъ; то, что есть въ себѣ первое и другое, уже содержитъ въ себѣ результатъ совершившагося перехода. То, что составляетъ начало, самое начало, должно быть взято поэтому, какъ нѣчто не подлежащее анализу, въ своей простой ненанолненной непосредственности, т.-е. какъ бытіе, какъ совершенная пустота.
Если бы, въ недовольствѣ разсмотрѣніемъ отвлеченнаго начала, намъ сказали, что нужно начинать не съ него, а прямо съ вещи, то эта вещь и есть
тожества тожества и не-тожества. Это понятие может считаться первым, чистейшим, т. е. отвлеченяейшим определением абсолютного; как и было бы на самом деле, если бы речь шла вообще о форме определений и о названии абсолютного. В этом смысле были бы, как это отвлеченное понятие первым, так все дальнейшие определения и развития лишь более определенными и богатыми определениями этого абсолютного. Но те, которые не довольны бытием, как началом, потому что оно переходит в ничто, и отсюда происходит единство бытия и ничто, должны посмотреть, могут ли они быть более довольны этим началом, которое начинает с представления начала, и его анализом, который может быть и правилен, но также приводит к единству бытия и ничто, чем с признанием за начало бытия.
Но надлежит сделать об этом способе еще одно дальнейшее замечание. Приведенный анализ предполагает представление начала, как известное; так поетуплено по примеру других наук. Они предполагают свой предмет и принимают в виде уступки, что каждый имеет о нём такое же представление и находит в нём приблизительно те же определения, какие они так и сяк вносят в него и обнаруживают в нём чрез анализ, сравнение и- другие рассуждения. Но то, чтб служит абсолютным началом, должно быть также чем-либо уже известным; если оно есть нечто кои-, кретное, следовательно, многообразно определенное в себе, то это отношение, которое составляет его само в себе (an sich), предполагается, как нечто известное; тем самым оно выставляется, как нечто непосредственное, чем оно не может быть, ибо оно есть лишь отношение различного и, стало быть, содержит в себе опосредование. Далее, конкретному присущи случайность и произвольность анализа и различного определения. Какие из него выводятся определения, зависит от того, что каждый преднаходит в своем непосредственном случайном представлении. Отношение, содержащееся в чём-либо конкретном, в каком-либо синтетическом единстве, бывает необходимым лишь при том условии, если оно не преднайдено, но произведено собственным обратным переходом моментов в это единство, — переходом, который есть противоположность аналитическому приему, как действию, внешнему для самой вещи, совершающемуся лишь в субъекте.
Отсюда ближайшим образом следует, что то, что служит началом, не может быть конкретным, таким, что содержит отношение внутри себя самого. Ибо всякое такое отношение предполагает опосредование и переход внутри себя от первого к чему-либо другому, с объединенным конкретным в результате такого перехода. Но начало не должно само быть уже первым и другим; то, что есть в себе первое и другое, уже содержит в себе результат совершившегося перехода. То, что составляет начало, самое начало, должно быть взято поэтому, как нечто не подлежащее анализу, в своей простой ненанолненной непосредственности, т. е. как бытие, как совершенная пустота.
Если бы, в недовольстве рассмотрением отвлеченного начала, нам сказали, что нужно начинать не с него, а прямо с вещи, то эта вещь и есть
