Страница:Гегель Г.В.Ф. - Наука логики. Т. 1 - 1916.djvu/173

Эта страница не была вычитана
— 136 —

ее, какъ очевидную безсмыслицу, — т.-е. онъ самъ впадаетъ въ безсмыслицу, превращая въ безотносительное то, что есть только отношеніе. При словѣ "троичность“, конечно, не разсчитывается на то, чтобы разсудокъ разумѣлъ одно и число, какъ существенную опредѣленность содержанія понятія. Это слово выражаетъ собою презрѣніе къ разсудку, который, однако, въ своемъ тщеславіи упорствуетъ въ удержаніи одного и числа, какъ таковыхъ, и противопоставляетъ это тщеславіе разуму.

Принимать числа, геометрическія фигуры, какъ-то кругъ, треугольникъ и т. д., за простые символы (кругъ, напр., вѣчности, треугольникъ — троичности), съ одной стороны, простительно; но съ другой стороны, безуміе — полагать, что тѣмъ самымъ можно выразить болѣе, чѣмъ въ состояніи схватить и выразить мысль. Если въ такихъ символахъ, какъ и въ другихъ, которые вообще создаются фантазіею въ народной миѳологіи и въ поэзіи, и относительно которыхъ чуждыя фантазіи геометрическія фигуры сверхъ того скудны, должны, какъ и въ послѣднихъ, заключаться глубокая мудрость, глубокое значеніе, то на одной мысли лежитъ обязанность выяснить истину, заключающуюся въ нихъ и при томъ не только въ символахъ, но и въ природѣ и духѣ; въ символахъ истина помрачена и прикрыта чувственнымъ элементомъ; вполнѣ ясна для сознанія она становится лишь въ формѣ мысли; ея значеніе есть лишь сама мысль.

Но пользованіе математическими категоріями въ видахъ полученія какихъ-либо опредѣленій для метода или содержанія философской науки, уже потому должно считаться по существу превратнымъ, что, поскольку математическими формулами обозначаются мысли и различія понятій, это значеніе должна прежде всего указать, опредѣлить и оправдать философія. Въ своихъ конкретныхъ наукахъ она почерпаетъ логическое изъ логики, а не изъ математики; обращеніе при пользованіи логикою въ философіи къ тѣмъ видоизмѣненіямъ, въ коихъ логическое является въ прочихъ наукахъ, и изъ коихъ одни суть только чаянія, другія — искаженія логическаго, можетъ считаться лишь вспомогательнымъ средствомъ философской неспособности. Простое примѣненіе такихъ извлеченныхъ изъ математики формулъ есть сверхъ того внѣшній пріемъ; самому этому примѣненію должно бы предшествовать сознаніе какъ его цѣнности, такъ и его значенія; но такое сознаніе дается лишь мысленнымъ разсмотрѣніемъ, а не авторитетомъ математики. Такое сознаніе ихъ и есть сама логика, и это сознаніе уничтожаетъ ихъ частную форму, дѣлаетъ ее излишнею и безполезною, исправляетъ ее и одно сообщаетъ имъ оправданіе, смыслъ и цѣнность.

Что касается употребленія числа и счета, поскольку оно должно составлять главныя педагогическія основы, то оно само собою выясняется изъ предыдущаго. Число есть не-чувственный предметъ, и занятіе имъ и его комбинаціями — не-чувственное занятіе; тѣмъ самымъ духъ удерживается на рефлексіи въ себя и на внутренней отвлеченной работѣ, что представляетъ собою большую, но одностороннюю важность. Ибо, съ другой стороны, такъ какъ въ основѣ числа лежитъ лишь внѣшнее, лишенное мысли различіе, то эта работа есть лишенная мысли, механическая. Требуемое ею напряженіе силы состоитъ


Тот же текст в современной орфографии

ее, как очевидную бессмыслицу, — т. е. он сам впадает в бессмыслицу, превращая в безотносительное то, что есть только отношение. При слове "троичность“, конечно, не рассчитывается на то, чтобы рассудок разумел одно и число, как существенную определенность содержания понятия. Это слово выражает собою презрение к рассудку, который, однако, в своем тщеславии упорствует в удержании одного и числа, как таковых, и противопоставляет это тщеславие разуму.

Принимать числа, геометрические фигуры, как-то круг, треугольник и т. д., за простые символы (круг, напр., вечности, треугольник — троичности), с одной стороны, простительно; но с другой стороны, безумие — полагать, что тем самым можно выразить более, чем в состоянии схватить и выразить мысль. Если в таких символах, как и в других, которые вообще создаются фантазиею в народной мифологии и в поэзии, и относительно которых чуждые фантазии геометрические фигуры сверх того скудны, должны, как и в последних, заключаться глубокая мудрость, глубокое значение, то на одной мысли лежит обязанность выяснить истину, заключающуюся в них и при том не только в символах, но и в природе и духе; в символах истина помрачена и прикрыта чувственным элементом; вполне ясна для сознания она становится лишь в форме мысли; её значение есть лишь сама мысль.

Но пользование математическими категориями в видах получения каких-либо определений для метода или содержания философской науки, уже потому должно считаться по существу превратным, что, поскольку математическими формулами обозначаются мысли и различия понятий, это значение должна прежде всего указать, определить и оправдать философия. В своих конкретных науках она почерпает логическое из логики, а не из математики; обращение при пользовании логикою в философии к тем видоизменениям, в коих логическое является в прочих науках, и из коих одни суть только чаяния, другие — искажения логического, может считаться лишь вспомогательным средством философской неспособности. Простое применение таких извлеченных из математики формул есть сверх того внешний прием; самому этому применению должно бы предшествовать сознание как его ценности, так и его значения; но такое сознание дается лишь мысленным рассмотрением, а не авторитетом математики. Такое сознание их и есть сама логика, и это сознание уничтожает их частную форму, делает ее излишнею и бесполезною, исправляет ее и одно сообщает им оправдание, смысл и ценность.

Что касается употребления числа и счета, поскольку оно должно составлять главные педагогические основы, то оно само собою выясняется из предыдущего. Число есть не-чувственный предмет, и занятие им и его комбинациями — не-чувственное занятие; тем самым дух удерживается на рефлексии в себя и на внутренней отвлеченной работе, что представляет собою большую, но одностороннюю важность. Ибо, с другой стороны, так как в основе числа лежит лишь внешнее, лишенное мысли различие, то эта работа есть лишенная мысли, механическая. Требуемое ею напряжение силы состоит