чтобы не перемѣщать простого въ тотъ элементъ, который не соотвѣтствуетъ опредѣленію простого. Но при этомъ и непрерывность пространства приходитъ въ столкновеніе со сложностью; онѣ смѣшиваются между собою, первая подставляется вмѣсто второй (что въ умозаключеніи приводитъ къ quaternio termi-norum). По Канту категорическое опредѣленіе пространства состоитъ въ томъ, что оно одно, и что части его основываются лишь на его разграниченіи такъ, что онѣ не предшествуютъ одному всеобъемлющему пространству, какъ его составныя части, изъ коихъ его можно сложить (Krit. d. rein. Vern. 2 изд., стр. 39). Здѣсь непрерывность пространства установлена очень правильно и опредѣлительно въ противоположность сложности изъ составныхъ частей. Въ доказательствѣ же помѣщеніе субстанцій въ пространствѣ должно проводить за собою "находящееся одно внѣ другого многообразное“ и "тѣмъ самымъ сложное“. Между тѣмъ, какъ только что сказано, способъ нахожденія многообразнаго въ пространствѣ долженъ рѣшительно устранять сложность и соединеніе предшествующихъ ему составныхъ частей.
Въ примѣчаніи къ доказательству антитезиса приводится категорически и другое основное представленіе критической философіи, именно что мы имѣемъ понятіе о тѣлахъ, лишь какъ о явленіяхъ, какъ таковыя же они необходимо предполагаютъ пространство, какъ условіе возможности всякаго внѣшняго явленія. Но если здѣсь подъ субстанціями разумѣются лишь тѣла, какъ мы ихъ видимъ, осязаемъ, вкушаемъ и т. д., то о томъ, что они такое но своему понятію, не поднимается собственно и рѣчи, а говорится лишь о чувственновоспринимаемомъ. Такимъ образомъ доказательство антитезиса слѣдовало бы вкратцѣ изложить такъ: Весь опытъ нашего зрѣнія, осязанія и т. д. обнаруживаетъ намъ лишь сложное; даже лучшіе микроскопы и тончайшіе ножи не столкнули насъ съ чѣмъ-либо простымъ. Слѣдовательно съ чѣмъ-либо простымъ не можетъ столкнуться и разумъ.
Итакъ, если мы точнѣе взглянемъ на противоположность этихъ тезиса и антитезиса и освободимъ ихъ доказательство отъ всякихъ безполезныхъ подробностей и запутанности, то доказательство антитезиса будетъ содержать въ себѣ — чрезъ перемѣщеніе субстанцій въ пространство — ассерторическое признаніе непрерывности, а доказательство тезиса — чрезъ признаніе сложности за способъ отношенія субстанцій — ассерторическое признаніе случайности этого отношенія и, стало-быть, признаніе субстанцій за абсолютныя одни. Вся антиномія сводится такимъ образомъ къ раздѣленію и прямому утвержденію обоихъ моментовъ количества и притомъ, какъ совершенно раздѣленныхъ. Съ точки зрѣнія простой дискретности субстанція, матерія, пространство, время и т. д., совершенно раздѣлены, ихъ принципъ есть одно. Съ точки зрѣнія непрерывности это одно есть снятое; части обращаются въ дѣлимость на части, остается возможность дѣленія, только какъ возможность, неприводящая въ дѣйствительности къ атому. Но если мы остановимся на томъ опредѣленіи, которое высказано объ этихъ противоположностяхъ, то окажется, что уже въ непрерывности содержится моментъ атомовъ, такъ какъ она есть только возможность части, а также, что это раздѣленіе, эта дискретность
чтобы не перемещать простого в тот элемент, который не соответствует определению простого. Но при этом и непрерывность пространства приходит в столкновение со сложностью; они смешиваются между собою, первая подставляется вместо второй (что в умозаключении приводит к quaternio termi-norum). По Канту категорическое определение пространства состоит в том, что оно одно, и что части его основываются лишь на его разграничении так, что они не предшествуют одному всеобъемлющему пространству, как его составные части, из коих его можно сложить (Krit. d. rein. Vern. 2 изд., стр. 39). Здесь непрерывность пространства установлена очень правильно и определительно в противоположность сложности из составных частей. В доказательстве же помещение субстанций в пространстве должно проводить за собою "находящееся одно вне другого многообразное“ и "тем самым сложное“. Между тем, как только что сказано, способ нахождения многообразного в пространстве должен решительно устранять сложность и соединение предшествующих ему составных частей.
В примечании к доказательству антитезиса приводится категорически и другое основное представление критической философии, именно что мы имеем понятие о телах, лишь как о явлениях, как таковые же они необходимо предполагают пространство, как условие возможности всякого внешнего явления. Но если здесь под субстанциями разумеются лишь тела, как мы их видим, осязаем, вкушаем и т. д., то о том, что они такое но своему понятию, не поднимается собственно и речи, а говорится лишь о чувственновоспринимаемом. Таким образом доказательство антитезиса следовало бы вкратце изложить так: Весь опыт нашего зрения, осязания и т. д. обнаруживает нам лишь сложное; даже лучшие микроскопы и тончайшие ножи не столкнули нас с чем-либо простым. Следовательно с чем-либо простым не может столкнуться и разум.
Итак, если мы точнее взглянем на противоположность этих тезиса и антитезиса и освободим их доказательство от всяких бесполезных подробностей и запутанности, то доказательство антитезиса будет содержать в себе — чрез перемещение субстанций в пространство — ассерторическое признание непрерывности, а доказательство тезиса — чрез признание сложности за способ отношения субстанций — ассерторическое признание случайности этого отношения и, стало быть, признание субстанций за абсолютные одни. Вся антиномия сводится таким образом к разделению и прямому утверждению обоих моментов количества и притом, как совершенно разделенных. С точки зрения простой дискретности субстанция, материя, пространство, время и т. д., совершенно разделены, их принцип есть одно. С точки зрения непрерывности это одно есть снятое; части обращаются в делимость на части, остается возможность деления, только как возможность, неприводящая в действительности к атому. Но если мы остановимся на том определении, которое высказано об этих противоположностях, то окажется, что уже в непрерывности содержится момент атомов, так как она есть только возможность части, а также, что это разделение, эта дискретность
