нѣкоторымъ существеннымъ содержаніемъ, рефлективно противополагаютъ ихъ вторымъ; представленію и воспріятію даны полагаемые за чувственностью предметы, неорганическая природа есть пространство и время, наполненныя матеріею.
Логика разсматриваетъ сущность отвлеченно, независимо отъ ея реализаціи въ мірѣ; слѣдовательно, эта сущность не имѣетъ ни физическихъ, ни психическихъ опредѣленій, не есть сущность ни матеріальная, ни духовная. Съ другой стороны, она лишена аттрибутовъ и непосредственной качественности и количественности. Нельзя понимать ея и какъ нѣчто непознаваемое, какъ нѣкоторую самостоятельно сущую вещь въ себѣ *), ибо признаніе такой вещи противорѣчило бы отожествленію абсолютнаго съ мыслію. Остается признать, что сущность есть ничто, и что движеніе рефлексіи совершается въ сферѣ такого ничто. Ближайшимъ образомъ Гегель опредѣляетъ рефлексію, какъ движеніе отъ ничто къ ничто въ противоположеніи существеннаго и несущественнаго, сущности въ тѣсномъ смыслѣ этого слова и видимости, ибо бытіе, какъ видимость, есть уничтоженіе бытія; съ другой стороны, видимость есть видимость самой сущности, въ послѣдней нѣтъ ничего, кромѣ видимости, стало быть, видимость есть уничтоженіе самой сущности: рефлексія есть движеніе отъ ничто къ ничто. Но если разобрать дальнѣйшія категоріи сущности у Гегеля кромѣ категорій сущности въ тѣсномъ смыслѣ этого слова и видимости, то веѣмъ имъ свойственъ такой же характеръ безсодержательности, какъ бы онѣ у него ни назывались; ибо во всѣхъ нихъ положеніе оказывается лишь отрицаніемъ противоположенія, а противоположеніе — лишь отрицаніемъ положенія, и ни одна изъ нихъ не выходитъ изъ этой сферы чистой отрицательности. Называются онѣ, правда, различно: тожествомъ, различіемъ, противорѣчіемъ, основаніемъ; за симъ категоріями явленія и дѣйствительности. Но какъ бы онѣ ни назывались, онѣ оказываются повтореніемъ одного и того же совершенно опустошеннаго понятія, противополагаемаго такому же опустошенному понятію, собраніемъ мысленныхъ нулей. Значеніе этой продолжительной и трудной работы надъ опустошенными понятіями сводится, собственно говоря, къ слѣдующему:
Какъ бы Гегель ни именовалъ категоріи рефлексіи и къ какимъ бы изворотамъ мысли онѣ его ни приводили, все ученіе о сущности сводится у него къ движенію отъ ничто къ ничто. Поэтому мысленный составъ такихъ важныхъ для философіи понятій, какъ сила, необходимость, дѣйствительность, субстанція, причинность, взаимодѣйствіе, остается у него не выясненнымъ: каждое изъ нихъ у него есть нуль, противоположный другому нулю; и вмѣстѣ съ тѣмъ по безсодержательности обоихъ
Иравда, у Гегеля развитіе понятія сущности приводитъ и къ понятію вещи въ себѣ. Но это понятіе есть у Гегеля пустая отвлеченность отъ всякаго опредѣленія: "отвлеченность вещи, какъ чистой вещи въ себѣ, оказалась ложнымъ опредѣленіемъ“.
некоторым существенным содержанием, рефлективно противополагают их вторым; представлению и восприятию даны полагаемые за чувственностью предметы, неорганическая природа есть пространство и время, наполненные материею.
Логика рассматривает сущность отвлеченно, независимо от её реализации в мире; следовательно, эта сущность не имеет ни физических, ни психических определений, не есть сущность ни материальная, ни духовная. С другой стороны, она лишена аттрибутов и непосредственной качественности и количественности. Нельзя понимать её и как нечто непознаваемое, как некоторую самостоятельно сущую вещь в себе *), ибо признание такой вещи противоречило бы отожествлению абсолютного с мыслью. Остается признать, что сущность есть ничто, и что движение рефлексии совершается в сфере такого ничто. Ближайшим образом Гегель определяет рефлексию, как движение от ничто к ничто в противоположении существенного и несущественного, сущности в тесном смысле этого слова и видимости, ибо бытие, как видимость, есть уничтожение бытия; с другой стороны, видимость есть видимость самой сущности, в последней нет ничего, кроме видимости, стало быть, видимость есть уничтожение самой сущности: рефлексия есть движение от ничто к ничто. Но если разобрать дальнейшие категории сущности у Гегеля кроме категорий сущности в тесном смысле этого слова и видимости, то веем им свойствен такой же характер бессодержательности, как бы они у него ни назывались; ибо во всех них положение оказывается лишь отрицанием противоположения, а противоположение — лишь отрицанием положения, и ни одна из них не выходит из этой сферы чистой отрицательности. Называются они, правда, различно: тожеством, различием, противоречием, основанием; за сим категориями явления и действительности. Но как бы они ни назывались, они оказываются повторением одного и того же совершенно опустошенного понятия, противополагаемого такому же опустошенному понятию, собранием мысленных нулей. Значение этой продолжительной и трудной работы над опустошенными понятиями сводится, собственно говоря, к следующему:
Как бы Гегель ни именовал категории рефлексии и к каким бы изворотам мысли они его ни приводили, всё учение о сущности сводится у него к движению от ничто к ничто. Поэтому мысленный состав таких важных для философии понятий, как сила, необходимость, действительность, субстанция, причинность, взаимодействие, остается у него не выясненным: каждое из них у него есть нуль, противоположный другому нулю; и вместе с тем по бессодержательности обоих
Иравда, у Гегеля развитие понятия сущности приводит и к понятию вещи в себе. Но это понятие есть у Гегеля пустая отвлеченность от всякого определения: "отвлеченность вещи, как чистой вещи в себе, оказалась ложным определением“.
