момъ безконечномъ уже положенъ моментъ для одного, отношеніе идеализованнаго къ себѣ, какъ идеализованному. Такъ бытіе у элеатовъ или субстанціи у Спинозы есть лишь отвлеченное отрицаніе всякой опредѣленности безъ того, чтобы въ нихъ самихъ была положена идеализація; у Спинозы, какъ будетъ упомянуто ниже, безконечность есть лишь абсолютное утвержденіе вещи, т.-е. неподвижное единство; субстанція не приходитъ поэтому даже къ опредѣленію бытія для себя, тѣмъ менѣе субъекта или духа. Идеализмъ благороднаго Мальбранша болѣе опредѣлите ленъ. Онъ содержитъ въ себѣ слѣдующія основныя мыели: такъ какъ Богъ включаетъ въ себѣ всѣ вѣчныя истины, такъ что онѣ суть лишь Его, то мы видимъ все лишь въ Немъ. Богъ вызываетъ въ насъ наши ощущенія предметовъ посредствомъ дѣйствія, въ которомъ нѣтъ ничего чувственнаго, при чемъ мы воображаемъ, что получаемъ отъ предмета нетолько его идею, представляющую его сущность, но и ощущеніе его существованія (De Іа recherche de Іа verite, Eclaircissement sur la nature des idees etc). Поэтому какъ вѣчныя истины и идеи (сущности) вещей, такъ и ихъ существованіе есть въ Богѣ, есть идеализованное, а не дѣйствительное существованіе; хотя какъ наши предметы, онѣ суть только для одного. Этотъ моментъ опредѣлительно развитаго и конкретнаго идеализма, котораго не хватаетъ спинозизму, имѣется здѣсь на лицо, такъ какъ абсолютная идеализація опредѣляется, какъ знаніе. Но какъ ни чистъ и ии глубокъ этотъ идеализмъ, эти отношенія все же содержатъ въ себѣ отчасти еще много неопредѣленнаго для мысли, отчасти же ихъ содержаніе вмѣстѣ съ тѣмъ совершенно конкретно (въ нихъ сейчасъ же входятъ грѣхъ и искупленіе и т. д.); логическое опредѣленіе безконечности, которое должно бы было быть ихъ основою, не развито само для себя, и такимъ образомъ этотъ возвышенный и полный идеализмъ является правда произведеніемъ чистаго умозрительнаго духа, но еще не чистаго умозрительнаго, единственно-истинно обоснованнаго мышленія.
Идеализмъ Лейбница заключенъ болѣе внутри границъ отвлеченнаго понятія. Лейбницева представляющая сущность, монада, есть но существу нѣчто идеализованное. Представленіе есть бытіе для себя, въ коемъ опредѣленности суть не границы и потому не существованіе, а только моменты. Правда представленіе есть конкретное опредѣленіе, но оно имѣетъ здѣсь значеніе не болѣе широкое, чѣмъ идеализація; ибо и безсознательное по Лейбницу есть представляющее, перципирующее. Такимъ образомъ въ этой системѣ инобытіе снято; духъ и тѣло или вообще монады не суть другое относительно другъ друга, они не ограничиваютъ другъ друга, не дѣйствуютъ другъ на друга; вообще устранены веѣ отношенія, въ основѣ которыхъ лежитъ существованіе. Многообразіе есть лишь идеализованное и внутреннее, монада остается относящеюся лишь къ самой себѣ, измѣненія развиваются лишь внутри ея, а не суть отношенія ея къ другому. То. что по реальному опредѣленію принимается, какъ существующее отношеніе монадъ одной къ другой, есть независимое, лишь одновременное становленіе, заключенное въ бытіи для себя каждой изъ нихъ. Что есть много монадъ, что онѣ поэтому опре-
мом бесконечном уже положен момент для одного, отношение идеализованного к себе, как идеализованному. Так бытие у элеатов или субстанции у Спинозы есть лишь отвлеченное отрицание всякой определенности без того, чтобы в них самих была положена идеализация; у Спинозы, как будет упомянуто ниже, бесконечность есть лишь абсолютное утверждение вещи, т. е. неподвижное единство; субстанция не приходит поэтому даже к определению бытия для себя, тем менее субъекта или духа. Идеализм благородного Мальбранша более определите лен. Он содержит в себе следующие основные мыели: так как Бог включает в себе все вечные истины, так что они суть лишь Его, то мы видим всё лишь в Нём. Бог вызывает в нас наши ощущения предметов посредством действия, в котором нет ничего чувственного, при чём мы воображаем, что получаем от предмета нетолько его идею, представляющую его сущность, но и ощущение его существования (De Иа recherche de Иа verite, Eclaircissement sur la nature des idees etc). Поэтому как вечные истины и идеи (сущности) вещей, так и их существование есть в Боге, есть идеализованное, а не действительное существование; хотя как наши предметы, они суть только для одного. Этот момент определительно развитого и конкретного идеализма, которого не хватает спинозизму, имеется здесь на лицо, так как абсолютная идеализация определяется, как знание. Но как ни чист и ии глубок этот идеализм, эти отношения всё же содержат в себе отчасти еще много неопределенного для мысли, отчасти же их содержание вместе с тем совершенно конкретно (в них сейчас же входят грех и искупление и т. д.); логическое определение бесконечности, которое должно бы было быть их основою, не развито само для себя, и таким образом этот возвышенный и полный идеализм является правда произведением чистого умозрительного духа, но еще не чистого умозрительного, единственно-истинно обоснованного мышления.
Идеализм Лейбница заключен более внутри границ отвлеченного понятия. Лейбницева представляющая сущность, монада, есть но существу нечто идеализованное. Представление есть бытие для себя, в коем определенности суть не границы и потому не существование, а только моменты. Правда представление есть конкретное определение, но оно имеет здесь значение не более широкое, чем идеализация; ибо и бессознательное по Лейбницу есть представляющее, перципирующее. Таким образом в этой системе инобытие снято; дух и тело или вообще монады не суть другое относительно друг друга, они не ограничивают друг друга, не действуют друг на друга; вообще устранены вее отношения, в основе которых лежит существование. Многообразие есть лишь идеализованное и внутреннее, монада остается относящеюся лишь к самой себе, изменения развиваются лишь внутри её, а не суть отношения её к другому. То. что по реальному определению принимается, как существующее отношение монад одной к другой, есть независимое, лишь одновременное становление, заключенное в бытии для себя каждой из них. Что есть много монад, что они поэтому опре-
