чается утвержденіе, каковый результатъ и оказывается тѣмъ самымъ ихъ истиною и основаніемъ. Такимъ образомъ въ этомъ бытіи, какъ идеализаціи различнаго, противорѣчіе не исчезаетъ отвлеченно, а разрѣшается и примиряется, и мысли оказываются не только полными, но и согласованными. Природа умозрительнаго мышленія обнаруживаетъ себя здѣсь, какъ на подобранномъ примѣрѣ, въ своемъ опредѣленномъ видѣ; она состоитъ исключительно въ пониманіи противоположныхъ моментовъ въ ихъ единствѣ. Такъ какъ каждый изъ нихъ и притомъ фактически въ немъ обнаруживаетъ въ немъ самомъ свою противоположность и въ ней возвращается къ себѣ, то утвердительная истина есть это самодвижущееся единство, совпаденіе обѣихъ мыслей, ихъ безконечность, — отношеніе къ себѣ самой, не непосредственное, но безконечное.
Многіе, уже болѣе освоившіеся съ мышленіемъ, часто полагаютъ сущность философіи въ разрѣшеніи задачи, какимъ образомъ безконечное выходитъ изъ себя и приходитъ къ конечности. Это, полагаютъ они, не можетъ стать понятнымъ. Безконечное, къ понятію котораго мы пришли, въ послѣдующемъ изложеніи получитъ дальнѣйшія опредѣленія, и на немъ будетъ во всемъ многообразіи формъ показано, какимъ образомъ оно, если можно такъ выразиться, приходитъ къ конечности. Здѣсь же мы изслѣдуемъ этотъ вопросъ лишь въ его непосредственности и въ связи съ уже ранѣе разсмотреннымъ значеніемъ, какое можетъ принадлежать безконечному.
Отъ отвѣта на этотъ вопросъ вообще зависитъ рѣшеніе вопроса, возможна ли философія, и такъ какъ его хотятъ направить именно къ такой цѣли, то полагаютъ, что въ этомъ вопросѣ имѣютъ дѣло съ нѣкоторымъ родомъ досадливой задачи, съ неодолимымъ талисманомъ, дающимъ прочное и вѣрное орудіе противъ утвердительнаго отвѣта и тѣмъ самымъ противъ философіи и ссылки на послѣднюю. И относительно другихъ предметовъ требуется извѣстное развитіе для пониманія вопросовъ, тѣмъ болѣе относительно философскихъ предметовъ, такъ какъ иначе можетъ получиться отвѣтъ, что вопросъ безсмысленъ. При подобныхъ вопросахъ справедливость требуетъ не придираться къ словамъ, но тѣмъ или инымъ способомъ постараться понять, о чемъ идетъ рѣчь. Выраженія, относящіяся къ чувственному представленію, каково, напримѣръ, приходить и т. п., которыя употребляются при вопросѣ, вызываютъ подозрѣніе, что онъ возникъ на почвѣ обычнаго представленія, и что для отвѣта на него ожидаютъ также ходячихъ представленій обыденной жизни и формы чувственнаго подобія.
Если вмѣсто слова безконечное, взять слово бытіе вообще, то легче понять опредѣленіе бытія, его отрицаніе или конечность. Хотя бытіе, какъ таковое, есть нѣчто неопредѣленное, но въ немъ не выражено непосредственно, что оно есть противоположность опредѣленнаго. Напротивъ, безконечное содержитъ згу мысль опредѣлительно; оно есть не-конечное. Тѣмъ самымъ, повидимому, непосредственно исключается единство конечнаго и безконечнаго; поэтому, незаконченная рефлексія всего упорнѣе высказывается противъ этого единства.
чается утверждение, каковый результат и оказывается тем самым их истиною и основанием. Таким образом в этом бытии, как идеализации различного, противоречие не исчезает отвлеченно, а разрешается и примиряется, и мысли оказываются не только полными, но и согласованными. Природа умозрительного мышления обнаруживает себя здесь, как на подобранном примере, в своем определенном виде; она состоит исключительно в понимании противоположных моментов в их единстве. Так как каждый из них и притом фактически в нём обнаруживает в нём самом свою противоположность и в ней возвращается к себе, то утвердительная истина есть это самодвижущееся единство, совпадение обеих мыслей, их бесконечность, — отношение к себе самой, не непосредственное, но бесконечное.
Многие, уже более освоившиеся с мышлением, часто полагают сущность философии в разрешении задачи, каким образом бесконечное выходит из себя и приходит к конечности. Это, полагают они, не может стать понятным. Бесконечное, к понятию которого мы пришли, в последующем изложении получит дальнейшие определения, и на нём будет во всём многообразии форм показано, каким образом оно, если можно так выразиться, приходит к конечности. Здесь же мы исследуем этот вопрос лишь в его непосредственности и в связи с уже ранее рассмотренным значением, какое может принадлежать бесконечному.
От ответа на этот вопрос вообще зависит решение вопроса, возможна ли философия, и так как его хотят направить именно к такой цели, то полагают, что в этом вопросе имеют дело с некоторым родом досадливой задачи, с неодолимым талисманом, дающим прочное и верное орудие против утвердительного ответа и тем самым против философии и ссылки на последнюю. И относительно других предметов требуется известное развитие для понимания вопросов, тем более относительно философских предметов, так как иначе может получиться ответ, что вопрос бессмыслен. При подобных вопросах справедливость требует не придираться к словам, но тем или иным способом постараться понять, о чём идет речь. Выражения, относящиеся к чувственному представлению, каково, например, приходить и т. п., которые употребляются при вопросе, вызывают подозрение, что он возник на почве обычного представления, и что для ответа на него ожидают также ходячих представлений обыденной жизни и формы чувственного подобия.
Если вместо слова бесконечное, взять слово бытие вообще, то легче понять определение бытия, его отрицание или конечность. Хотя бытие, как таковое, есть нечто неопределенное, но в нём не выражено непосредственно, что оно есть противоположность определенного. Напротив, бесконечное содержит згу мысль определительно; оно есть не-конечное. Тем самым, по-видимому, непосредственно исключается единство конечного и бесконечного; поэтому, незаконченная рефлексия всего упорнее высказывается против этого единства.
