Страница:Гегель. Сочинения. Т. VII (1934).djvu/295

291

ОТДЕЛ ТРЕТИЙ. ГОСУДАРСТВО

---

усмотрения его сущности; но за недостатком такового религиозное усмотрение также может привести к тому же. Таким образом государ­ство может нуждаться в религии и в вере. Но при этом все же остается существенное отличие государства от религии вследствие того, что то, чего оно требует, имеет образ правовой обязанности, и что безраз­лично, в каком душевном состоянии это его требование будет выпол­нено. Поприщем религии, напротив, остается внутренняя жизнь и, подобно тому как государство нанесло бы ущерб праву внутрен­него переживания, если бы оно предъявляло свои требования ре­лигиозно, так и церковь, действующая подобно государству и на­лагающая кары, вырождается в тираническую религию. Третье раз­личие между государством и религией, находящееся в связи с двумя вышеуказанными, состоит в том, что содержание религии есть и остается тайной, и его почвой, следовательно, являются задушевность, чувствования и представления. На этой почве все имеет форму субъективности; государство же, напротив, осуществляет себя и сообщает своим определениям прочное наличное бытие. Поэтому, если бы религия захотела проявлять себя в государстве так, как она привыкла проявлять себя на своей почве, то она опрокинула бы организации государства, ибо в государстве различия обладают некоторым объемом внеположности; в религии же, напротив, все всегда соотнесено с целостностью. Если бы эта целостность вознамерилась завладеть всеми отношениями государства, то она была бы фанатизмом; она хо­тела бы тогда в каждом особенном обладать целым и могла бы этого достигнуть не иначе, как посредством разрушения особенного, ибо фанатизм лишь и состоит в недопущении особенных различий. Если иногда употребляют выражение: «для благочестивого нет закона», то это — не что иное как изречение фанатизма. Ибо там, где благоче­стие заступает место государства, оно не может выносить опреде­ленного и разрушает его. С этим находится в связи также и то, что благочестие предоставляет решение нутру, совести и не определяется основаниями. Эта внутренняя жизнь не развивается в основания и не отдает себе отчета. Если поэтому мы должны были бы признать благочестие действительностью государства, то все законы были бы выброшены за борт, и законодателем сделалось бы чувство. Это чув­ство может быть голым произволом, и является ли оно действительно таковым, можно познать лишь по поступкам; но поскольку они стано­вятся поступками, заповедями, они принимают образ законов, а это как раз и противоречит вышеуказанному субъективному чувству. Бог, представляющий собой предмет этого чувства, мог бы быть признан