семью считаться с его произволом после его смерти. Подобный произвол, сам по себе взятый, не содержит в себе ничего такого, что надо было бы ставить выше, чем само семейное право. Как раз напротив: ведь сила, которую имеет последняя воля, заключается лишь в произвольном признании другими. Такую силу можно признавать за нею преимущество лишь постольку, поскольку семейная связь, которой она поглощается, становится более отдаленной и менее действительной. Недействительность же этой связи в тех случаях, когда она на самом деле существует, безнравственна, и в расширении силы вышеуказанного произвола за счет таковой семейной связи содержится ослабление нравственности последней. Но как раз превращение этого произвола внутри семьи в главный принцип наследования и составляет одну из черт вышеуказанной жестокости и безнравственности римских законов, согласно которым отец мог также продавать сына в рабство, а если его другие отпускали на волю, он возвращался снова во власть отца и лишь после троекратного отпущения его на волю становился действительно свободным. Согласно этим законам сын вообще не делался de jure совершеннолетним и правовой личностью и мог владеть в качестве собственности лишь военной добычей, peculium castrense, a после того как он, благодаря троекратной продаже в рабство и отпущению на волю, выходил из-под власти отца, не наследовал без завещания вместе с теми, которые еще оставались под властью отца. Точно так же и жена (поскольку она вступала в брак не как в состояние рабства, in manum conveniret, in mancipio esset, а в качестве матроны) не столько была членом семьи, которую она вместе с мужем основала посредством брака и которая теперь есть действительно ее семья, сколько оставалась скорее членом той семьи, из которой она происходила, и поэтому исключалась из числа наследователей имущества ее действительной семьи, равно как и последняя не наследовала имущества супруги и матери. — С дальнейшим ростом чувства разумности безнравственность таких и других подобного рода законов была устранена в порядке судебных решений, например, с помощью выражения bonorum possessio [владение имуществом] (то обстоятельство, что между этим выражением и выражением possessio bonorum проводилось в свою очередь различие, принадлежит к тем познаниям, обладание которыми делает человека ученым юристом) вместо hereditas (наследования), посредством фикции превращения filia (дочь) в filius (сына). Этот факт уже отмечен выше (§ 3) как образчик печальной необходимости для судей бороться с дурными законами путем хитроумного контрабандного введения
Страница:Гегель. Сочинения. Т. VII (1934).djvu/211
Эта страница была вычитана
207
ОТДЕЛ ПЕРВЫЙ. СЕМЬЯ
