вели диавола в силу того, что всецело предались ему».)[1] — Субъективное право самосознания на знание поступка под тем определением, под которым он в себе и для себя есть добрый или злой, не должно мыслиться как приходящее в столкновение с абсолютным правом объективности этого определения; мы не должны представлять себе эти двоякого рода права как отделимые друг от друга, как безразличные друг к другу и лишь случайно совпадающие между собою; такое отношение в частности лежало в основании прежних вопросов о действующей благодати. Зло представляет собою с формальной стороны самое настоящее свойство индивидуума, так как оно и есть именно его безусловно полагающая себя для себя самой субъективность, и, следовательно, есть безусловно его вина (см. § 139 и предшествующий параграф), а с объективной стороны человек согласно своему понятию как духа есть вообще разумное и безусловно имеет внутри себя определение знающей всеобщности. Если поэтому мы будем отделять от него сторону добра и, следовательно, определение его злого поступка как злого, не вменяя ему последнего, то это означало бы, что мы к нему относимся не согласно чести его понятия. В какой мере определено или в какой степени ясности или смутности развилось сознание вышеуказанных моментов в их отличии друг от друга до познания и в какой мере злой поступок был совершен с более или менее формальной злой совестью, — все это не имеет слишком важного значения и касается больше области эмпирического.
b) Но действовать зло и со злой совестью еще не означает действовать лицемерно; в лицемерии прибавляется еще формальное определение
- ↑ Паскаль приводит там также и молитву Христа на кресте за своих врагов — «Отче, прости им, ибо не ведают, что творят»; — эта молитва была бы излишня, если бы то обстоятельство, что они не ведали, что творили, сообщило их поступку свойство не быть злым и они, следовательно, не нуждались бы в прощении. Он приводит также мнение Аристотеля (это место находится в Εth. Nicom. III, 2), который проводит различие между тем случаем, когда человек, совершивший поступок, был ουκ Ειδώς и тем случаем, когда он был 'αγνοών; в первом случае, в случае неведения, он действует не добровольно (это незнание относится к внешним обстоятельствам, см. выше § 117), и поступок не должен быть вменен ему в вину; относительно другого случая Аристотель говорит: «Всякий дурной человек не знает, что нужно и чего не нужно делать, и именно этот недостаток (αμαρἰα) и делает людей несправедливыми и вообще злыми. Незнание выбора между добром и злом не приводит к тому, чтобы поступок стал недобровольным («е мог быть вменен), а лишь к тому, что он становится дурным». Аристотель, разумеется, глубже постиг связь между познанием и волением, чем та плоская философия, которая учит, что не познание, а сердце и восторженность суть подлинные принципы нравственного действования.
