права, вещь, имеет в системе денежного хозяйства значение не только для того, кто им пользуется или его употребляет, но и для всего оборота: превратимость вещи в деньги делает из нее, как бы, звонкую монету. Поэтому и власть собственника над его вещью становится в хозяйственном смысле шире, в юридическом — многообразнее. Ссуда, наем, залог развиваются свободнее и разностороннее. Эмансипированная личность проявляет в обороте несравненно более силы и инициативы; она постоянно покупает, продает, заключает займы и спекулирует как своим, так и чужим имуществом. На место связанного реального кредита вступает свободный личный кредит; имущество обращается в единство, которого актив служит для покрытия пассива, и наследственное право развивается в преемство, охватывающее всю совокупность прав и обязанностей наследодателя.
Присоединим к сказанному еще чрезвычайное развитие договорного права, находившегося до того в зачаточном состоянии, и освобождение обязательства от неразрывной в прежнее время связи его с личностью управомоченного субъекта. Так как дело идет об оборотной ценности, то не все ли равно для должника, кому он заплатит по своему обязательству? В своей оборотной функции обязательство остается неизменным как при одном, так и при другом управомоченном субъекте. Поэтому, нет более речи и об ограничениях цессии, или уступки прав по имущественным обязательствам, если не иметь в виду совсем особых отношении, какими являются, напр., права мужа в имуществе жены. Нет более основания ограничивать и прямое представительство, не допускаемое древним правом; новые законодательства вводят его без колебания в институты обязательственного права, подвергая их этим существенным изменениям.
Из функции обязательства, как оборотного объекта, вытекает и безразличие для вопроса о его действительности всех моментов, заключенных внутри, т. е. в сознании участвующих в нем лиц. Этот вопрос решается на основании объективного критерия, лежащего в представлениях и воззрениях гражданского оборота. Так как с известными словами соединяется здесь известный смысл, то стороны, употребляя в сделке слова, имеющие такой определенный смысл, связываются ими даже в том случае, если их действительная воля противоречит той, которую они изъявляют. Так устраняется или, по крайней мере, видоизменяется, как мы увидим это ниже, исповедуемый старой юриспруденцией догмат воли, в его применении к обсуждению ошибки, притворства и других обстоятельств, способных опорочивать заключение договоров, особенно — между отсутствующими.
Затрагивается, наконец, и последний оплот натурального хозяйства — недвижимая собственность: она подвергается путем ипотек и закладных листов такой усиленной мобилизации, что в этом отно-
