— 694 — мужа на вступленіе въ договоръ найма его жены, а отецъ и мужъ, присутствуя при совершеиіи этихъ сдѣлокъ, молчатъ и не заявляютъ протеста, то молчаніе ихъ принимается за согласіе. Поэтому еще римскіе юристы увѣряли, что молчаніе только тогда должно быть признаваемо согласіемъ, когда тотъ, кто молчитъ, можетъ и долженъ говорить (qui tacet, cnm loqui potuit ac debuit, consentire videtur). Но и это правило слѣдуетъ считать эмпирическимъ, допускающимъ доказательство противнаго, и не единственнымъ въ этомъ родѣ. Нѣкоторые новые юристы присоединяютъ къ нему и другое правило: молчаніе принимается за согласіе въ томъ случаѣ, если честность или здравый смыслъ требуютъ отвѣта, во избѣжаніе недоразумѣнііі ‘). И нѣмецкое уложеніе стоитъ на этой точкѣ зрѣнія, не выражая ее, однако, прямо и представляя лишь опорные пункты для ея проведенія. Оно не признаетъ, наир., обязательности отвѣта па предложеніе вступить въ договоръ и, слѣдов., отрицаетъ здѣсь за молчаніемъ юридическое значеніе, но въ тѣхъ случаяхъ, когда несогласіе на сдѣлку того, кто молчитъ, нарушаетъ требованія доброй совѣсти, нѣмецкое уложеніе слѣдуетъ доктринѣ „общаго права“ и приравниваетъ тутъ молчаніе согласію. Это значитъ, что, если мы молчимъ, нанр., на такое предложеніе вступить въ договоръ, которое выражается въ присылкѣ намъ, помимо нашего требованія, какихъ-либо вещей, и не возвращаемъ своевременно этихъ вещей, то мы еще не высказываемъ согласія на предложенную сдѣлку (купля-продажа на пробу) даже въ томъ случаѣ, если присылка намъ этихъ пещей сопровождается предостереженіемъ, что удержаніе ихъ будетъ принято за согласіе на вступленіе въ договоръ. Если же между мной и приславшимъ эти вещи существуютъ постоянныя дѣловыя отношенія, и я уже не разъ принималъ подобныя предложенія безъ протеста, то честность требуетъ признанія въ этихъ условіяхъ молчанія за согласіе. Но все это—вопросы факта, подлежащіе разрѣшенію сообразно особенностямъ каждаго отдѣльнаго случая. При сомнительности косвеннаго волеизъявленія рѣшающее значеніе принадлежитъ воззрѣніямъ гражданскаго оборота, какъ это имѣетъ мѣсто и въ отношеніи къ языку волеизъявленія. Въ этихъ случаяхъ возникаютъ вообще тѣ же вопросы, что и при толкованіи законовъ, и толкованіе какъ тамъ, такъ и здѣсь, должно быть логическое и телеологическое.
Нашъ законъ не говоритъ ничего о способахъ изъявленія воли, и и наша кассаціонная практика не признавала сначала ииыхъ способовъ, кромѣ прямыхъ; но теперь она усвоила себѣ изложенную выше точку зрѣнія, въ силу которой какъ прямые, такъ и косвенные способы выраженія воли могутъ быть облечены въ любую форму: устную, письменную и т. д. ') Дерибургъ, IІаилскты, I, стр. 267.
