—111 — послѣднее завоеваніе, безкровное и чисто раціональное, было, можетъ быть, самое замѣчательное изъ трехъ. Удивительнѣе всего въ немъ то, что римское право перекладывается на иочву средневѣковыхъ государствъ не актомъ законодательной власти, а премъ обычнаго права, и, притомъ, пе народнаго обычнаго права, стоящаго почти вездѣ въ антогонизмѣ римскому праву, но обычнаго нрава сословія юристовъ, илн такъ назыв. судебной практики. Правда, что заимствованное путемъ такого обычая право оставалось не безъ вліянія и на законодательную работу: многія изъ его положеній легли въ основаніе разнообразнѣйшихъ имперскихъ и партикулярныхъ законовъ въ Германіи, королевскихъ ордонансовъ во Франціи и т. д. Но рецепція римскаго пряна, въ его цѣломъ, или, по крайней мѣрѣ, въ тѣхъ частяхъ, которыя не противорѣчили прямо существующимъ отношеніямъ или законамъ, не была нигдѣ дѣломъ законодательной власти. Легенда о введепіи римскаго права императоромъ Лотаремъ II послѣ того, какъ жители Пизы передали ему захваченную ими при разгромѣ Амальфи въ 1135 г. рукопись Юстиніановой кодификаціи, давно опровергнута. И, тѣмъ нс менѣе, па югѣ Франціи, въ Голландіи, Германіи и другихъ странахъ европейскаго континента римское право, въ его цѣломъ (in complexu), получаетъ силу дѣйствующаго закона, — иногда восполняющаго мѣстные источники нрава, иногда господствующаго надъ послѣдними, — п получаетъ оно эту силу помимо всякаго законодательнаго признанія, путемъ одной судебной практики *)•
Западѣ, 188U г. О нѣмецкой литературѣ см. у Регельсбергера, Pandekten I. стр. 3, прпм.
’) Вопросъ о рецепціи римскаго права, въ его цѣломъ (in complexu) пли отдѣльныхъ институтахъ, считается до сихъ иоръ спорнымъ. Мы присоединяемся къ миѣпію за цѣлостную рецепцію, такъ какъ, съ одной стороны, рецепція шля отъ цѣлаго къ частямъ, а пе обратно, н отдѣльныя положенія римскаго права примѣнялись иа практикѣ ис потому, что каждое изъ нихъ реципировалось въ отдѣльности, а потому, что всѣ они входили въ составь Юстиніанова законодательства, и, съ другой стороны—рецепція цѣлаго не была необходимо и рецепціей всѣхъ его частей: цѣлое — не то, что сумма частей, н примѣнимое къ первому можетъ быть по особамъ основаніямъ исключено въ отношеніи къ послѣднимъ. Это объясняетъ и оставленіе внѣ рецепціи нормъ (особенно-публичнаго права), протнворѣчаіцпхъ новымъ условіямъ жизни, н принятіе къ руководству въ XVII в. поговорки: quidquid non agnoscit glossa, non agnoscit curia,— поговорки, которой рецепція ограничивалась лишь тѣми мѣстами римскихъ источниковъ, которыя вошли въ глосспроваппос изданіе Corpus juris, сдѣланное Аккѵрціусомъ. Кромѣ того, острота всего спора ослабляется слѣдующими соображеніями. Bo-1-хъ, рецепціи in complexu не нридають теперь того значенія, какое придавали ей прежде, когда думали, что тогъ, кго ссылается иа римское право, имѣетъ за себя такъ назыв. „fundatam intentionem1*, т.-е. свободу отъ доказательствъ, падающихъ всѣмъ своимъ бременемъ на того, кто осиаркв&етъ примѣненіе къ данному случаю римскаго права. Теперь нѣтъ рѣчи о процессуальныхъ доказательствахъ сторонами нормъ объективнаго права, такъ какъ на-
