зать, что возможность такой защиты доказывается, во-первых, примером европейской судебной практики, проводящей эту защиту вполне последовательно, и, во-вторых, употреблением, которое гражданское правосудие может делать из денег. Почему, в самом деле, полиция и уголовный суд охраняют не одно имущество, простирая свою ограждающую руку на все человеческие блага, и почему гражданское право не может делать того же самого? Ценность благ, охраняемых полицией и уголовным судом, должна быть обязательна и для гражданского правосудия. Если существует потребность в охране, то какое может иметь значение то, на чем основано право на данное благо; на публичном или гражданском праве, на законе или договоре? На это возражают обыкновенно указанием, что полиции и уголовному суду даны иные средства защиты, нежели суду гражданскому: первые могут охранять неимущественные интересы, а последний — нет, так как он не имеет в своем распоряжении ни меча, ни тюрьмы, располагая только приговором, выражаемым в деньгах. На это возражение Иеринг основательно отвечает, что пусть гражданский суд пользуется правильно приговором, выражаемым в деньгах, и он убедится, что в большинстве случаев его будет вполне достаточно и для целей гражданского правосудия.
Дело в том, что возможность пользоваться денежными приговорами вовсе не ограничивается той функцией денег, которую господствующее учение имеет исключительно в виду, и которая заключается в непосредственном выражении ими ценности или денежного эквивалента каждого отдельного действия. Кроме этой функции — выражать эквивалент, деньги способны исполнять еще две другие функции, которые можно называть карательной и возмездной. Под первой следует понимать не присуждение гражданской пени в пользу истца, как это бывает при так называемых штрафных или уголовных исках, а угрозу произвести денежное взыскание, как средство оказать давление на ответчика в случае уклонения его от исполнения судебного приговора. Следуя римской терминологии, это будет multa, а не poena. Но такая угроза взысканием не всегда помогает лицу, отыскивающему свое право. Во-первых, и в том случае, когда эта угроза обращается в самое взыскание, это последнее идет не в пользу истца, а в пользу казны. Во-вторых, угроза взыскания направлена на будущее и не всегда охраняет настоящее: ответчик может затянуть процесс всевозможными ничтожными возражениями, и пока судья дойдет до того, что постановит угрозу взыскания, а эта угроза будет осуществлена, исполнение договора для истца может потерять всякое значение. Он лишится уже своего права и останется практически без защиты, так как ему может быть дорого самое исполнение договора, а не предлагаемое вместо него денежное взыскание. Вот почему, для бо̀льшего ограждения инте-
