Нашъ въ корняхъ непоколебимый нигдѣ русскій бытъ, наше дивное исконно-русское искусство въ главныхъ своихъ видахъ, архитектурѣ, поэзіи, даже живописи, въ лицѣ чудесныхъ Новгородскихъ иконъ, сохранились на сѣверѣ Россіи въ формахъ наиболѣе древнихъ, наиболѣе драгоцѣнныхъ.
Совершенно естественно, что въ спеціальной ученой и художественной литературѣ Сѣверу принадлежитъ первое мѣсто. Съ каждымъ годомъ все больше и больше пріѣзжаетъ въ Архангельскій край людей чуткихъ ко всему дѣйствительно цѣнному, своеобразно-красивому свѣжему. И смотрятъ, любуются, учатся.
Но, что самое главное, чѣмъ мы жители Двинской земли и всего Бѣломорья можемъ особенно гордиться, — это нашъ архангельскій сѣверный народный говоръ.
Говоръ Двинского понизовья Поморья — говоръ господина Великаго Новгорода и древней Москвы. Но главнымъ образом Новгорода.
И это совершенно естественно. Новгородцы утвердились на сѣверѣ еще въ XI вѣкѣ. Кегостровъ, Заостровскія деревни, Лявля и большинство архангельскихъ деревень и посадовъ были основаны и заселены новгородцами. И нынѣшнее населеніе сѣвера потомки древнихъ новгородцевъ. Въ теченіе многихъ вѣковъ Заволочье, Двинская земля, какъ звали наши края, находились въ политической и религіозной зависимости отъ своей матери-города, Новгорода.
Все что въ сѣверномъ крестьянинѣ такъ бросается въ глаза, его свободное, ровное обращеніе съ начальствомъ и съ «барами», любовь къ независимости, духъ свободомыслія, все это, думается, не только вліяніе сѣверной природы съ ея широкими, полноводными рѣками, дремучими лѣсами, морскимъ безконечнымъ просторомъ, но и безсознательная духовная память о свободномъ, вѣчевомъ, великомъ Новгородѣ.
Вліяніе самодержавной Москвы на Архангельскую область началось гораздо позже, не ранѣе XVI вѣка, хотя завидущие глаза «Бѣлокаменной» были жадно устремлены на богатства сѣвера еще со временъ Ивана Калиты.
Впрочемъ, говоря о различіи въ нарѣчияхъ, надо сказать, что вѣка назадъ московская рѣчь имѣла, безусловно, очень мало общаго съ современным искусственнымъ, «свысока», выговоромъ московскаго простонародья. Въ древнихъ рукописяхъ Москвы много близкаго и пріятного сѣверному уху. Собственныя имена нерѣдко пишутъ такъ; «Ондрей, Оликсѣй, Оѳонасей» и т. п.
Языкъ новгородскихъ письменныхъ памятниковъ еще болѣе чѣмъ историческія причины показываетъ почти полную тождественность древне-новгородскаго и нынѣшняго архангельскаго нарѣчія.
Помимо всѣхъ этихъ, «Олекса», «Оѳонька», новгородская орфографія постоянно допускаетъ ц вмѣсто ч и обратно: «Цюдо», «плацюсе», «уличи», «черкви», «..ащели попъ переставится и въ тѣ поры поцнутъ мыти его водою оболокати во всю смертную скруту» говорится въ древнемъ чинѣ «Како погребити попы и діяки и мірскіе человѣки».
Тамъ же «Плацюсе и рыдаю, егда помышляю смерть»… «А вопу да крыку того, да прицету плачному въ черкви не быти, ино на уличи ли на могилищѣ жонкамъ плакище творити по чину».
Въ рукописяхъ свѣтскаго характера, разныхъ грамотахъ, актахъ, записяхъ подобныхъ примѣровъ еще больше.
Нисколько не удивительно и то, что вѣка не измѣнили сѣвернаго говора. Инородческое вліяніе несущественно и ничтожно, а отъ Центральной Россіи слишкомъ сѣверъ обособленъ. Мало было сношеній и мало шло народу на сѣверъ изъ среднихъ губерній, гдѣ давно стерлись грани между отдѣльными нарѣчіями[1].
Сохранивъ невредимо свои особенности въ теченіе вѣковъ, говоръ архангельскій пріобрѣтаетъ совершенно исключительный интересъ.
Оставивъ въ сторонѣ археологическую цѣнность сѣвернаго нарѣчія, посмотримъ на него со стороны грамматической и художественной. И тутъ выступаетъ его изумительное обилие формъ, богатство синонимами, оборотами, гибкость, несравненная полнота.
«Море вздохнуло», говорятъ о приливѣ; «Взводень рыдаетъ», въ бурю; «вѣтры пали со полуночи», подули съ сѣвера вѣтры. Эти выраженія не изъ какихъ либо поэтическихъ произведеній, а изъ живой обыденной, народной рѣчи.
Послушайте говоръ крестьянъ по Двинѣ, говоръ поморовъ. Какое нескончаемое богатство выраженій! Какая археологическая правильность, я бы сказалъ, стильность въ построеніи фразъ! Говорятъ всегда громко, полногласно, емко, съ богатѣйшими интонаціями. Особенно женщины.
Когда говоритъ поморъ, не только въ его словахъ, но и въ музыкѣ его рѣчи слышится и видится и морской просторъ и полетъ суденышка изъ какой нибудь «госпожи Кандалухи губы на Грумантъ, на Матку, въ Норвегу……… Дуетъ бодрящій шелоникъ или обѣдникъ. Носятся и кричатъ чайки. Выпучивъ бѣлыя груди-паруса, рѣзво взбѣгаетъ шилка на взводень, стрѣлой несется внизъ… Хлещетъ соленая пѣна. Поскрипываютъ мачты. Лопочутъ флюгера…… Такъ и рѣчь помора.
Имѣя въ виду всю археологическую ценность, богатство и своеобразную красоту сѣвернаго нарѣчія, такіе истинные художники собиратели сказаній, пѣсенъ, былинъ, какъ г-жа Озаровская, должны съ величайшей точностью записывать всѣ особенности архангельскаго говора. Имѣя музыкальный слухъ, должны умѣть передать все богатство интонацій, всю пѣвучесть рѣчи. И эта музыка голоса, при устной передачѣ слышаннаго и записаннаго народнаго произведенія, такъ же важна, интересна и не допускаетъ фальши, какъ и самый текстъ.
Надо чтобы русское общество узнало о древности сѣвернаго говора и оцѣнило его образное богатство.
Пусть цѣнитъ свою рѣчь и сѣверный людъ и этимъ почитаетъ память Великаго Новгорода.
- ↑ Литературнаго языка не касаюсь.
Наш в корнях непоколебимый нигде русский быт, наше дивное исконно русское искусство в главных своих видах, архитектуре, поэзии, даже живописи, в лице чудесных новгородских икон сохранились на севере России в формах наиболее древних, наиболее драгоценных.
Совершенно естественно, что в специальной учёной и художественной литературе Северу принадлежит первое место. С каждым годом всё больше и больше приезжает в Архангельский край людей чутких ко всему действительно ценному, своеобразно красивому, свежему. И смотрят, любуются, учатся.
Но что самое главное, чем мы, — жители Двинской земли и всего Беломорья, — можем особенно гордиться, — это наш архангельский северный народный говор.
Говор Двинского понизовья Поморья — говор господина Великого Новгорода и древней Москвы. Но главным образом Новгорода.
И это совершенно естественно. Новгородцы утвердились на севере ещё в XI веке. Кегостров, Заостровские деревни, Лявля и большинство архангельских деревень и посадов были основаны и заселены новгородцами. И нынешнее население севера — потомки древних новгородцев. В течение многих веков Заволочье, Двинская земля, как звали наши края, находились в политической и религиозной зависимости от своей матери-города Новгорода.
Всё что в северном крестьянине так бросается в глаза, его свободное, ровное обращение с начальством и с «барами», любовь к независимости, дух свободомыслия, — всё это, думается, не только влияние северной природы с её широкими, полноводными реками, дремучими лесами, морским бесконечным простором, но и бессознательная духовная память о свободном вечевом великом Новгороде.
Влияние самодержавной Москвы на Архангельскую область началось гораздо позже, не ранее XVI века, хотя завидущие глаза «Белокаменной» были жадно устремлены на богатства севера ещё со времен Ивана Калиты.
Впрочем, говоря о различии в наречиях, надо сказать, что века назад московская речь имела, безусловно, очень мало общего с современным искусственным, «свысока», выговором московского простонародья. В древних рукописях Москвы много близкого и приятного северному уху. Собственные имена нередко пишут так; «Ондрей, Оликсей, Офонасей» и т. п.
Язык новгородских письменных памятников ещё более чем исторические причины показывает почти полную тождественность древненовгородского и нынешнего архангельского наречия.
Помимо всех этих «Олекса», «Офонька», новгородская орфография постоянно допускает «ц» вместо «ч» и обратно: «Цюдо», «плацюсе», «уличи», «черкви», «..ащели поп переставится и в те поры поцнут мыти его водою оболокати во всю смертную скруту» говорится в древнем чине «Како погребити попы и дияки и мирские человеки».
Там же «Плацюсе и рыдаю, егда помышляю смерть»… «А вопу да крыку того, да прицету плачному в черкви не быти, ино на уличи ли на могилище жонкам плакище творити по чину».
В рукописях светского характера, разных грамотах, актах, записях подобных примеров ещё больше.
Нисколько не удивительно и то, что века не изменили северного говора. Инородческое влияние несущественно и ничтожно, а от Центральной России слишком север обособлен. Мало было сношений и мало шло народу на север из средних губерний, где давно стёрлись грани между отдельными наречиями[1].
Сохранив невредимо свои особенности в течение веков, говор архангельский приобретает совершенно исключительный интерес.
Оставив в стороне археологическую ценность северного наречия, посмотрим на него со стороны грамматической и художественной. И тут выступает его изумительное обилие форм, богатство синонимами, оборотами, гибкость, несравненная полнота.
«Море вздохнуло» говорят о приливе; «Взводень рыдает» — в бурю; «ветры пали со полуночи» — подули с севера ветры. Эти выражения не из каких-либо поэтических произведений, а из живой обыденной, народной речи.
Послушайте говор крестьян по Двине, говор поморов. Какое нескончаемое богатство выражений! Какая археологическая правильность, я бы сказал, стильность в построении фраз! Говорят всегда громко, полногласно, ёмко, с богатейшими интонациями. Особенно женщины.
Когда говорит помор, не только в его словах, но и в музыке его речи слышится и видится и морской простор и полёт судёнышка из какой-нибудь «госпожи Кандалухи губы на Грумант, на Матку, в Норвегу»……… Дует бодрящий «шелоник» или «обедник». Носятся и кричат чайки. Выпучив белые груди-паруса, резво взбегает шилка на взводень, стрелой несётся вниз… Хлещет солёная пена. Поскрипывают мачты. Лопочут флюгера…… Так и речь помора.
Имея в виду всю археологическую ценность, богатство и своеобразную красоту северного наречия, такие истинные художники собиратели сказаний, песен, былин, как г-жа Озаровская, должны с величайшей точностью записывать все особенности архангельского говора. Имея музыкальный слух, должны уметь передать всё богатство интонаций, всю певучесть речи. И эта музыка голоса при устной передаче слышанного и записанного народного произведения так же важна, интересна и не допускает фальши, как и самый текст.
Надо чтобы русское общество узнало о древности северного говора и оценило его образное богатство.
Пусть ценит свою речь и северный люд и этим почитает память Великого Новгорода.
- ↑ Литературного языка не касаюсь.
