заплатить за свой паспортъ; крѣпостные, навлекшіе на себя неудовольствіе господъ; еще позднѣе, „вольные крестьяне“, не угодившіе какому-нибудь исправнику или не смогшіе заплатить растущихъ съ каждымъ годомъ податей, — всѣ они идутъ умирать въ мерзлыхъ болотахъ, непроходимой тайгѣ, мрачныхъ рудникахъ. И этотъ потокъ течетъ неудержимо до нашихъ дней, увеличиваясь въ устрашающей пропорціи. Въ началѣ настоящаго столѣтія въ Сибирь ссылалось отъ 7000 до 8000 человѣкъ: теперь, въ концѣ столѣтія, ссылка возросла до 19000—20000 въ годъ, не считая такихъ годовъ, когда цифра эта почти удваивалась, какъ это было, напр., вслѣдъ за послѣднимъ польскимъ возстаніемъ; такимъ образомъ, начиная съ 1823 года (когда впервые завели статистику ссыльныхъ) въ Сибирь попало болѣе 700000 человѣкъ.
Къ сожалѣнію, немногіе изъ тѣхъ, кому пришлось пережить ужасы каторжныхъ работъ и ссылки въ Сибирь, занесли на бумагу результаты своего печальнаго опыта. Это сдѣлалъ, какъ мы видѣли, протопопъ Аввакумъ и его посланія до сихъ поръ распаляютъ фанатизмъ раскольниковъ. Печальная исторія Меньшикова, Долгорукихъ, Бирона и другихъ ссыльныхъ, принадлежавшихъ къ знати, сохранена для потомства почитателями ихъ памяти. Нашъ молодой поэтъ-республиканецъ, Рылѣевъ, прежде, чѣмъ его повѣсили въ 1827 г., успѣлъ разсказать въ трогательной поэмѣ „Войнаровскій“ о страданіяхъ этого украинскаго патріота. Воспоминанія нѣкоторыхъ декабристовъ и поэмы Некрасова „Дѣдушка“ и „Русскія женщины“ до сихъ поръ наполняютъ сердца русской молодежи любовью къ угнетаемымъ и ненавистью къ угнетателямъ. Достоевскій въ своемъ знаменитомъ „Мертвомъ домѣ“, этомъ замѣчательномъ психологическомъ изслѣдованіи тюремнаго быта, разсказалъ о своемъ заключеніи въ Омской крѣпости послѣ 1848 года; нѣсколько поляковъ описали мученическую жизнь ихъ друзей послѣ революцій 1831 и 1848 гг.. Но что такое всѣ эти страданія, когда сравнишь ихъ съ тѣми муками, которыя должны были вынести болѣе чѣмъ полмилліона людей изъ народа, на-
заплатить за свой паспорт; крепостные, навлекшие на себя неудовольствие господ; еще позднее, «вольные крестьяне», не угодившие какому-нибудь исправнику или не смогшие заплатить растущих с каждым годом податей, — все они идут умирать в мерзлых болотах, непроходимой тайге, мрачных рудниках. И этот поток течет неудержимо до наших дней, увеличиваясь в устрашающей пропорции. В начале настоящего столетия в Сибирь ссылалось от 7000 до 8000 человек: теперь, в конце столетия, ссылка возросла до 19000—20000 в год, не считая таких годов, когда цифра эта почти удваивалась, как это было, напр., вслед за последним польским восстанием; таким образом, начиная с 1823 года (когда впервые завели статистику ссыльных) в Сибирь попало более 700000 человек.
К сожалению, немногие из тех, кому пришлось пережить ужасы каторжных работ и ссылки в Сибирь, занесли на бумагу результаты своего печального опыта. Это сделал, как мы видели, протопоп Аввакум и его послания до сих пор распаляют фанатизм раскольников. Печальная история Меньшикова, Долгоруких, Бирона и других ссыльных, принадлежавших к знати, сохранена для потомства почитателями их памяти. Наш молодой поэт-республиканец, Рылеев, прежде, чем его повесили в 1827 г., успел рассказать в трогательной поэме «Войнаровский» о страданиях этого украинского патриота. Воспоминания некоторых декабристов и поэмы Некрасова «Дедушка» и «Русские женщины» до сих пор наполняют сердца русской молодежи любовью к угнетаемым и ненавистью к угнетателям. Достоевский в своем знаменитом «Мертвом доме», этом замечательном психологическом исследовании тюремного быта, рассказал о своем заключении в Омской крепости после 1848 года; несколько поляков описали мученическую жизнь их друзей после революций 1831 и 1848 г.г. Но что такое все эти страдания, когда сравнишь их с теми муками, которые должны были вынести более чем полмиллиона людей из народа, на-
