родскій адъ, днемъ освобожденія. Послѣ жизни въ этой центральной тюрьмѣ каторжныя работы въ Сибири казались раемъ.
Въ моемъ распоряженіи имѣется разсказъ, написанный лицомъ, которому было разрѣшено свиданіе съ однимъ изъ заключенныхъ въ Мценской пересыльной тюрьмѣ и мнѣ не приходилось читать ничего болѣе трогательнаго, чѣмъ этотъ простой разсказъ. Онъ былъ написанъ подъ свѣжимъ впечатлѣніемъ свиданій въ Мценскѣ съ любимымъ братомъ, котораго удалось увидать много лѣтъ спустя, послѣ его полнаго исчезновенія изъ міра живыхъ; съ трогательнымъ добросердечіемъ авторъ воспоминаній посвящаетъ всего нѣсколько строкъ ужасамъ Бѣлгородской тюрьмы. „Я не буду говорить объ этихъ ужасахъ“, — сказано въ воспоминаніяхъ, — „такъ какъ я спѣшу разсказать о томъ лучѣ радости, который пронизалъ мрачную жизнь заключеннаго“, — и вслѣдъ затѣмъ цѣлыя страницы воспоминаній заполнены детальными описаніями той радости, которую дали короткія свиданія въ Мценскѣ съ людьми, бывшими въ теченіи многихъ лѣтъ погребенными заживо.
„Старики и молодежь, родители, жены, сестры и братья — всѣ они стекались въ Мценскъ изъ разныхъ мѣстъ Россіи, изъ самыхъ разнообразныхъ классовъ общества, общая радость при свиданіяхъ и общая скорбь при разлукѣ объединила ихъ въ одну большую семью. Какое это было дорогое, драгоцѣнное время!“
„Дорогое, драгоцѣнное время!“ — Какая глубокая скорбь звучитъ въ этомъ восклицаніи, вырвавшемся изъ глубины сердца, если мы примемъ во вниманіе, что эти свиданія были съ узниками, оставлявшими Россію навсегда, чтобы пройти путь въ 7000 верстъ и быть заключенными въ странѣ скорби и слезъ — Сибири. „Дорогое, драгоцѣнное время!“ И авторъ воспоминаній детально описываетъ свиданія; разсказываетъ о пищѣ, которую они приносили узникамъ, чтобы подкрѣпить ихъ силы послѣ шестилѣтняго заключенія, о различныхъ рабочихъ инструментахъ, которые имъ дарили для ихъ развлеченія; объ аккуратныхъ приготовленіяхъ къ далекому и длинному путешествію черезъ Сибирь; о под-
родский ад, днем освобождения. После жизни в этой центральной тюрьме каторжные работы в Сибири казались раем.
В моем распоряжении имеется рассказ, написанный лицом, которому было разрешено свидание с одним из заключенных в мценской пересыльной тюрьме и мне не приходилось читать ничего более трогательного, чем этот простой рассказ. Он был написан под свежим впечатлением свиданий в Мценске с любимым братом, которого удалось увидать много лет спустя, после его полного исчезновения из мира живых; с трогательным добросердечием автор воспоминаний посвящает всего несколько строк ужасам белгородской тюрьмы. «Я не буду говорить об этих ужасах», — сказано в воспоминаниях, — «так как я спешу рассказать о том луче радости, который пронизал мрачную жизнь заключенного», — и вслед затем целые страницы воспоминаний заполнены детальными описаниями той радости, которую дали короткие свидания в Мценске с людьми, бывшими в течение многих лет погребенными заживо.
«Старики и молодежь, родители, жены, сестры и братья — все они стекались в Мценск из разных мест России, из самых разнообразных классов общества, общая радость при свиданиях и общая скорбь при разлуке объединила их в одну большую семью. Какое это было дорогое, драгоценное время!»
«Дорогое, драгоценное время!» — Какая глубокая скорбь звучит в этом восклицании, вырвавшемся из глубины сердца, если мы примем во внимание, что эти свидания были с узниками, оставлявшими Россию навсегда, чтобы пройти путь в 7000 верст и быть заключенными в стране скорби и слез — Сибири. «Дорогое, драгоценное время!» И автор воспоминаний детально описывает свидания; рассказывает о пище, которую они приносили узникам, чтобы подкрепить их силы после шестилетнего заключения, о различных рабочих инструментах, которые им дарили для их развлечения; об аккуратных приготовлениях к далекому и длинному путешествию через Сибирь; о под-
