могли бы вырости въ нѣчто постоянное и явиться болѣзненнымъ элементомъ нашего характера.
Этому мы должны учить нашихъ дѣтей съ самаго ранняго дѣтства, вмѣсто того, чтобы набивать ихъ умъ, съ ранняго дѣтства, идеями о „справедливости“, выражаемой въ формѣ мести, наказанія, суда. Если бы мы иначе воспитывали дѣтей, то намъ не пришлось бы краснѣть отъ стыда при мысли, что мы нанимаемъ убійцъ для выполненія нашихъ приговоровъ и платимъ тюремнымъ надзирателямъ за выполненіе такой службы, къ которой ни одинъ образованный человѣкъ не захочетъ приготовлять своихъ собственныхъ дѣтей. А разъ эту службу мы сами считаемъ позорной, то какая же можетъ быть и рѣчь объ ея, якобы морализующемъ характерѣ!
Не тюрьмы, а братскія усилія для подавленія развивающихся въ нѣкоторыхъ изъ насъ противу-общественныхъ чувствъ, — таковы единственныя средства, которыя мы въ правѣ употреблять и можемъ прилагать съ нѣкоторымъ успѣхомъ къ тѣмъ, въ которыхъ эти чувства развились вслѣдствіе тѣлесныхъ болѣзней или общественныхъ вліяній. И не слѣдуетъ думать, чтобы подобное отношеніе къ преступнику являлось утопіей. Воображать, что наказаніе способно остановить ростъ противу-общественныхъ наклонностей, это — утопія, и притомъ еще подленькая утопія, выросшая изъ глубоко-эгоистическаго чувства: „оставьте меня въ покоѣ, и пусть все въ мірѣ идетъ по-прежнему“.
Многія изъ противу-общественныхъ чувствъ, говоритъ д-ръ Брюсъ Томпсонъ[1], да и многіе другіе, — унаслѣдованы нами, и факты вполнѣ подтверждаютъ такой взглядъ. — Но что именно можетъ быть унаслѣдовано? Воображаемая „шишка преступности“? или же что-нибудь другое? — Унаслѣдованы бываютъ: недостаточный само-контроль, отсутствіе твердой воли, желаніе риска, жажда возбужденія[2], несоразмѣрное тщеславіе. Тщеславіе, на-
- ↑ Journal of Mental Science, January, 1870, стр. 488 sq.
- ↑ Важность этого фактора, на который указывалъ уже Эд. Дю-Кэнъ, доказывается уже тѣмъ обстоятельствомъ, что такъ-называемый «преступный возрастъ», это — возрастъ между 25 и 34 годами. По минованіи этого возраста, стремленіе къ спокойной жизни
могли бы вырасти в нечто постоянное и явиться болезненным элементом нашего характера.
Этому мы должны учить наших детей с самого раннего детства, вместо того, чтобы набивать их ум, с раннего детства, идеями о «справедливости», выражаемой в форме мести, наказания, суда. Если бы мы иначе воспитывали детей, то нам не пришлось бы краснеть от стыда при мысли, что мы нанимаем убийц для выполнения наших приговоров и платим тюремным надзирателям за выполнение такой службы, к которой ни один образованный человек не захочет приготовлять своих собственных детей. А раз эту службу мы сами считаем позорной, то какая же может быть и речь об её, якобы морализующем характере!
Не тюрьмы, а братские усилия для подавления развивающихся в некоторых из нас противообщественных чувств, — таковы единственные средства, которые мы вправе употреблять и можем прилагать с некоторым успехом к тем, в которых эти чувства развились вследствие телесных болезней или общественных влияний. И не следует думать, чтобы подобное отношение к преступнику являлось утопией. Воображать, что наказание способно остановить рост противообщественных наклонностей, это — утопия, и притом еще подленькая утопия, выросшая из глубоко эгоистического чувства: «оставьте меня в покое, и пусть всё в мире идет по-прежнему».
Многие из противообщественных чувств, говорит д-р Брюс Томпсон[1], да и многие другие, — унаследованы нами, и факты вполне подтверждают такой взгляд. — Но что именно может быть унаследовано? Воображаемая «шишка преступности»? или же что-нибудь другое? — Унаследованы бывают: недостаточный самоконтроль, отсутствие твердой воли, желание риска, жажда возбуждения[2], несоразмерное тщеславие. Тщеславие, на-
