сенсаціонный характеръ, какъ въ данномъ случаѣ. Наиболѣе ужасные планы самыхъ звѣрскихъ убійствъ въ большинствѣ случаевъ изобрѣтаются въ тюрьмахъ, и если общественное мнѣніе бываетъ возмущено какимъ-либо особенно звѣрскимъ дѣяніемъ, послѣднее почти всегда является прямымъ или косвеннымъ результатомъ тюремнаго обученія: оно бываетъ дѣломъ человѣка, освобожденнаго изъ тюрьмы, или же совершается по наущенію какого-нибудь бывшаго арестанта.
Не смотря на всѣ попытки уединить заключенныхъ, или воспретить разговоры между ними, тюрьмы до сихъ поръ остаются высшими школами преступности. Планы благонамѣренныхъ филантроповъ, мечтавшихъ обратить наши карательныя учрежденія въ исправительныя, потерпѣли полную неудачу; и хотя оффиціальная литература избѣгаетъ касаться этого предмета, тѣ директора тюремъ, которые наблюдали тюремную жизнь во всей ея наготѣ, и которые предпочитаютъ правду оффиціальной лжи, откровенно утверждаютъ, что тюрьмы никого не исправляютъ и что, напротивъ, онѣ дѣйствуютъ болѣе или менѣе развращающимъ образомъ на всѣхъ тѣхъ, кому приходится пробыть въ нихъ нѣсколько лѣтъ.
Да иначе не можетъ и быть. Мы должны признать, что результаты должны быть именно таковы, если только мы внимательно проанализируемъ вліяніе тюрьмы на арестанта.
Прежде всего, никто изъ арестантовъ, за рѣдкими исключеніями, не признаетъ своего осужденія справедливымъ. Всѣ знаютъ это, но почему-то всѣ относятся къ этому слишкомъ легко, между тѣмъ какъ въ такомъ непризнаніи кроется осужденіе всей нашей судебной системы. Китаецъ, осужденный семейнымъ судомъ „недѣленной семьи“ къ изгнанію[1], или Чукча, бойкотируемый своимъ родомъ, или же крестьянинъ, присужденный „Водянымъ Судомъ“ (судъ, вѣдающій орошеніе) въ Валенсіи или въ Туркестанѣ, почти всегда признаютъ справедливость приговора, произнесеннаго ихъ судьями.
- ↑ Сравни Eugène Simon, La Cité Chinoise.
сенсационный характер, как в данном случае. Наиболее ужасные планы самых зверских убийств в большинстве случаев изобретаются в тюрьмах, и если общественное мнение бывает возмущено каким-либо особенно зверским деянием, последнее почти всегда является прямым или косвенным результатом тюремного обучения: оно бывает делом человека, освобожденного из тюрьмы, или же совершается по наущению какого-нибудь бывшего арестанта.
Не смотря на все попытки уединить заключенных, или воспретить разговоры между ними, тюрьмы до сих пор остаются высшими школами преступности. Планы благонамеренных филантропов, мечтавших обратить наши карательные учреждения в исправительные, потерпели полную неудачу; и хотя официальная литература избегает касаться этого предмета, те директора тюрем, которые наблюдали тюремную жизнь во всей её наготе, и которые предпочитают правду официальной лжи, откровенно утверждают, что тюрьмы никого не исправляют и что, напротив, они действуют более или менее развращающим образом на всех тех, кому приходится пробыть в них несколько лет.
Да иначе не может и быть. Мы должны признать, что результаты должны быть именно таковы, если только мы внимательно проанализируем влияние тюрьмы на арестанта.
Прежде всего, никто из арестантов, за редкими исключениями, не признает своего осуждения справедливым. Все знают это, но почему-то все относятся к этому слишком легко, между тем как в таком непризнании кроется осуждение всей нашей судебной системы. Китаец, осужденный семейным судом «неделенной семьи» к изгнанию[1], или чукча, бойкотируемый своим родом, или же крестьянин, присужденный «Водяным Судом» (суд, ведающий орошение) в Валенсии или в Туркестане, почти всегда признают справедливость приговора, произнесенного их судьями.
- ↑ Сравни Eugène Simon, La Cité Chinoise.
