Много главъ можно было бы посвятить этому предмету, но я постараюсь быть по возможности краткимъ и укажу лишь на главные черты. Несомнѣнно, что долгая совместная жизнь надзирателей и самый характеръ ихъ службы развили между ними извѣстный корпоративный духъ, вслѣдствіе чего они дѣйствуютъ съ замѣчательнымъ единодушіемъ по отношенію къ заключеннымъ. Какъ только человѣка привозятъ въ Клэрво, мѣстные надзиратели сейчасъ же спрашиваютъ у привезшихъ новичка, soumis ou insoumis, т.-е. отличается-ли онъ покорностью или, напротивъ, строптивостью? Если отвѣтъ дается благопріятный, то жизнь заключеннаго можетъ быть сравнительно сносной; въ противномъ же случаѣ, ему не скоро придется разстаться съ тюрьмой и, даже когда его выпустятъ на волю, онъ обыкновенно выходитъ съ разстроеннымъ здоровьемъ и съ такой злобой противъ общества, что вскорѣ опять попадаетъ въ тюрьму, гдѣ и оканчиваетъ свои дни — если только его не сошлютъ въ Новую Каледонію.
Если арестантъ аттестуется надзирателями, какъ „непокорный“, на него сыплется градъ наказаній, снова и снова. Если онъ заговоритъ въ рядахъ, хотя бы и не громче другихъ, выговоръ будетъ сдѣланъ ему въ такой формѣ, что онъ отвѣтитъ и будетъ за это наказанъ, и каждое наказаніе будетъ настолько по своей тяжести несоотвѣтственно проступку, что онъ будетъ протестовать всякій разъ, и за это его накажутъ вдвое. — „У насъ, если кто разъ попалъ въ исправительное отдѣленіе, то, какъ только его выпустятъ оттуда, онъ черезъ нѣсколько дней опять попадетъ туда“. Такъ говорятъ надзиратели, даже наиболѣе добродушные изъ нихъ. А наказаніе исправительнымъ отдѣленіемъ — далеко не изъ легкихъ.
Людей тамъ не бьютъ; ихъ не сваливаютъ пинками на полъ. Мы черезчуръ цивилизованы для подобныхъ жестокостей. Наказаннаго человѣка просто ведутъ въ одиночное отдѣленіе и запираютъ въ одиночку. Въ ней ничего нѣтъ: ни кровати, ни скамейки. На ночь дается тюфякъ, а свою одежду арестантъ долженъ выставлять за двери одиночки. Пища состоитъ только изъ хлѣба
Много глав можно было бы посвятить этому предмету, но я постараюсь быть по возможности кратким и укажу лишь на главные черты. Несомненно, что долгая совместная жизнь надзирателей и самый характер их службы развили между ними известный корпоративный дух, вследствие чего они действуют с замечательным единодушием по отношению к заключенным. Как только человека привозят в Клэрво, местные надзиратели сейчас же спрашивают у привезших новичка, soumis ou insoumis, т. е. отличается ли он покорностью или, напротив, строптивостью? Если ответ дается благоприятный, то жизнь заключенного может быть сравнительно сносной; в противном же случае, ему не скоро придется расстаться с тюрьмой и, даже когда его выпустят на волю, он обыкновенно выходит с расстроенным здоровьем и с такой злобой против общества, что вскоре опять попадает в тюрьму, где и оканчивает свои дни — если только его не сошлют в Новую Каледонию.
Если арестант аттестуется надзирателями, как «непокорный», на него сыплется град наказаний, снова и снова. Если он заговорит в рядах, хотя бы и не громче других, выговор будет сделан ему в такой форме, что он ответит и будет за это наказан, и каждое наказание будет настолько по своей тяжести несоответственно проступку, что он будет протестовать всякий раз, и за это его накажут вдвое. — «У нас, если кто раз попал в исправительное отделение, то, как только его выпустят оттуда, он через несколько дней опять попадет туда». Так говорят надзиратели, даже наиболее добродушные из них. А наказание исправительным отделением — далеко не из легких.
Людей там не бьют; их не сваливают пинками на пол. Мы чересчур цивилизованы для подобных жестокостей. Наказанного человека просто ведут в одиночное отделение и запирают в одиночку. В ней ничего нет: ни кровати, ни скамейки. На ночь дается тюфяк, а свою одежду арестант должен выставлять за двери одиночки. Пища состоит только из хлеба
