сальной уголовной колоніи россійской имперіи. Чтобы пополнить мои личныя наблюденія, которыя могли устарѣть, я познакомился съ обширною литературою предмета, посвященною тогда, за послѣднее время, въ Россіи тюремному вопросу. Но именно это изученіе убѣдило меня, во-первыхъ, въ томъ, что положеніе вещей осталось почти такимъ же, какимъ оно было двадцать пять лѣтъ тому назадъ; во-вторыхъ, въ томъ, что, хотя русскимъ тюремнымъ чиновникамъ очень хочется имѣть подголосковъ въ Западной Европѣ, съ цѣлью распространенія изукрашенныхъ извѣстій объ ихъ якобы гуманной дѣятельности, все же они не скрываютъ суровой правды ни отъ русскаго правительства, ни отъ русской читающей публики. И въ оффиціальныхъ отчетахъ и въ прессѣ они открыто признаютъ, что тюрьмы находятся въ отвратительномъ состояніи. Нѣкоторыя изъ этихъ оффиціозныхъ признаній я привожу ниже.
Въ скоромъ времени послѣ того, какъ я писалъ о русскихъ тюремныхъ порядкахъ въ англійской прессѣ, — а именно — съ 1882 по 1886 гг., — мнѣ пришлось провести три года во французскихъ тюрьмахъ: въ Prison Départementale въ Ліонѣ и въ Maison Centrale въ Клэрво (Clairvaux). Описаніе обѣихъ этихъ тюремъ было дано мной въ статьѣ, появившейся въ „Nineteenth Century“. Мое пребываніе въ Клэрво, въ близкомъ сосѣдствѣ съ 1400 уголовныхъ преступниковъ, дало мнѣ возможность присмотрѣться къ результатами получаемымъ отъ заключенія въ этой тюрьмѣ, — одной изъ лучшихъ не только во Франціи, но, насколько мнѣ извѣстно, и во всей Европѣ. Мои наблюденія побудили меня заняться разсмотрѣніемъ съ болѣе общей точки зрѣнія вопроса о моральномъ вліяніи тюрьмы на заключенныхъ, въ связи съ современными взглядами на преступность и ея причины.
сальной уголовной колонии российской империи. Чтобы пополнить мои личные наблюдения, которые могли устареть, я познакомился с обширною литературою предмета, посвященною тогда, за последнее время, в России тюремному вопросу. Но именно это изучение убедило меня, во-первых, в том, что положение вещей осталось почти таким же, каким оно было двадцать пять лет тому назад; во-вторых, в том, что, хотя русским тюремным чиновникам очень хочется иметь подголосков в Западной Европе, с целью распространения изукрашенных известий об их якобы гуманной деятельности, всё же они не скрывают суровой правды ни от русского правительства, ни от русской читающей публики. И в официальных отчетах и в прессе они открыто признают, что тюрьмы находятся в отвратительном состоянии. Некоторые из этих официозных признаний я привожу ниже.
В скором времени после того, как я писал о русских тюремных порядках в английской прессе, — а именно — с 1882 по 1886 гг., — мне пришлось провести три года во французских тюрьмах: в Prison Départementale в Лионе и в Maison Centrale в Клэрво́ (Clairvaux). Описание обеих этих тюрем было дано мной в статье, появившейся в «Nineteenth Century». Мое пребывание в Клэрво́, в близком соседстве с 1400 уголовных преступников, дало мне возможность присмотреться к результатами получаемым от заключения в этой тюрьме, — одной из лучших не только во Франции, но, насколько мне известно, и во всей Европе. Мои наблюдения побудили меня заняться рассмотрением с более общей точки зрения вопроса о моральном влиянии тюрьмы на заключенных, в связи с современными взглядами на преступность и её причины.
