посѣтившіе тюрьму, пришли къ заключенію, что переполненіе было главной причиной эпидеміи“. Циркуляръ главнаго инспектора тюремъ (упомянутый въ главѣ II) подтверждаетъ справедливость этого заключенія. Не мудрено, что даже послѣ того, какъ часть арестантовъ была вывезена, изъ 750 человѣкъ, находившихся въ тюрьмѣ, 200 все еще лежали въ тифозной горячкѣ. Не мудрено также, что смертность въ Харьковской тюрьмѣ достигла такихъ ужасающихъ размѣровъ — а именно, умерло 200 человѣкъ изъ 500, какъ это указалъ тюремный свяшенникъ, въ проповѣди, напечатанной въ мѣстной „Епархіальной Газетѣ“, которая, какъ извѣстно, издается подъ цензурой мѣстнаго архіепископа.
Я вполнѣ понимаю трудности, которыя встрѣчаетъ иностранецъ, пожелавшій ознакомиться съ истиннымъ положеніемъ Россіи. Но, чѣмъ больше трудности, тѣмъ болѣе, казалось бы, слѣдовало употреблять усилій, чтобы добраться до истины. Нѣкоторые иностранцы такъ и дѣлали. Другіе же относились къ своей задачѣ съ непростительнымъ легкомысліемъ. Между тѣмъ, если легкомысліе — вообще не похвально, то оно становится почти преступнымъ, когда проявляется при обсужденіи такихъ серьезныхъ вопросовъ и относительно такой страны, какъ Россія. Въ продолженіи двадцати лѣтъ общественное мнѣніе въ Россіи тщетно добивалось полнаго пересмотра всей тюремной системы. Но оно этого еще не добилось. Между тѣмъ, наше правительство, остающееся глухимъ ко всѣмъ этимъ требованіямъ, конечно, всегда бываетъ очень радо, если ему представляется возможность отвѣтить недовольнымъ что-нибудь въ томъ родѣ: — „Вотъ вамъ мнѣніе иностранца, знающаго все о тюрьмахъ всего свѣта! Онъ находитъ, что вы все преувеличиваете въ своихъ жалобахъ: онъ говоритъ, что наши тюрьмы нисколько не хуже тюремъ другихъ государствъ“.
Когда сотни тысячъ человѣкъ — мужчинъ, женщинъ и дѣтей — стонутъ подъ игомъ нашихъ тюремныхъ порядковъ, — къ вопросамъ подобнаго рода необходимо подходить съ величайшей осторожностью. И я искренне прошу иностранцевъ, которые могли бы заняться изу-
посетившие тюрьму, пришли к заключению, что переполнение было главной причиной эпидемии». Циркуляр главного инспектора тюрем (упомянутый в главе II) подтверждает справедливость этого заключения. Немудрено, что даже после того, как часть арестантов была вывезена, из 750 человек, находившихся в тюрьме, 200 всё еще лежали в тифозной горячке. Немудрено также, что смертность в Харьковской тюрьме достигла таких ужасающих размеров — а именно, умерло 200 человек из 500, как это указал тюремный свяшенник, в проповеди, напечатанной в местной «Епархиальной Газете», которая, как известно, издается под цензурой местного архиепископа.
Я вполне понимаю трудности, которые встречает иностранец, пожелавший ознакомиться с истинным положением России. Но, чем больше трудности, тем более, казалось бы, следовало употреблять усилий, чтобы добраться до истины. Некоторые иностранцы так и делали. Другие же относились к своей задаче с непростительным легкомыслием. Между тем, если легкомыслие — вообще не похвально, то оно становится почти преступным, когда проявляется при обсуждении таких серьезных вопросов и относительно такой страны, как Россия. В продолжение двадцати лет общественное мнение в России тщетно добивалось полного пересмотра всей тюремной системы. Но оно этого еще не добилось. Между тем, наше правительство, остающееся глухим ко всем этим требованиям, конечно, всегда бывает очень радо, если ему представляется возможность ответить недовольным что-нибудь в том роде: — «Вот вам мнение иностранца, знающего всё о тюрьмах всего света! Он находит, что вы всё преувеличиваете в своих жалобах: он говорит, что наши тюрьмы нисколько не хуже тюрем других государств».
Когда сотни тысяч человек — мужчин, женщин и детей — стонут под игом наших тюремных порядков, — к вопросам подобного рода необходимо подходить с величайшей осторожностью. И я искренне прошу иностранцев, которые могли бы заняться изу-
