Въ Польшѣ: „Въ каждой тюрьмѣ въ Польшѣ мѣсто, разсчитанное на одного арестанта, занимаютъ четыре. Предполагается построить рядъ новыхъ тюремъ“. Онѣ, кстати сказать, до сихъ поръ не построены. („Московскій Телеграфъ“, ноябрь, 1881 г.).
Такими выписками можно было наполнить страницы; но вотъ мнѣнія самихъ чиновниковъ, которымъ ввѣренъ надзоръ за тюрьмами.
Г. Муравьевъ, сотрудникъ Катковскаго журнала, въ тщательно составленной статьѣ (написанной при томъ же въ духѣ, излюбленномъ и поощряемомъ русскимъ правительствомъ), говоритъ слѣдующее: „Почти во всѣхъ нашихъ тюрьмахъ находится въ полтора или два раза большее количество арестантовъ, чѣмъ то, на которое разсчитывали при ихъ постройкѣ („Тюрьмы и Тюремный Вопросъ“, „Рускій Вѣстникъ“, 1878 г.). А вотъ что сообщаетъ сибирскій стряпчій г. Мишло, о сибирскихъ тюрьмахъ, находившихся въ его вѣдѣніи: „Надзиратель повелъ меня въ камеры. Вездѣ — грязь, переполненіе, сырость, недостатокъ воздуха и свѣта. Осмотрѣвъ камеры, я отправился въ госпиталь. Войдя въ первую же палату, я невольно отпрянулъ назадъ, пораженный невообразимымъ смрадомъ… Отхожія мѣста являются роскошнымъ помѣщеніемъ, по сравненію съ этимъ госпиталемъ… Вездѣ число арестантовъ въ три раза превышаетъ количество, допускаемое закономъ. Въ Верхне-Удинскѣ, напримѣръ, острогъ построенъ на 240 человѣкъ, а, между тѣмъ, въ немъ обыкновенно помѣщается 800“. („Отечественныя Записки“, 1881 г.).
Именно вслѣдствіе подобнаго переполненія и феноменальной грязи возникла въ Кіевской тюрьмѣ знаменитая тифозная эпидемія. Можетъ быть, и правда, что она была занесена въ тюрьму, какъ утверждало тюремное начальство, плѣнными турками, но несомнѣнно, что она развивалась въ такихъ ужасающихъ размѣрахъ, вслѣдствіе переполненія тюремъ и страшной грязи. „Зданія, построенныя на 550 человѣкъ, вмѣщали вдвое большее количество“, — говоритъ корреспондентъ „Голоса“, въ письмѣ отъ 30 октября 1880 г.; при чемъ онъ прибавляетъ: „Какъ извѣстно, профессора университета,
В Польше: «В каждой тюрьме в Польше место, рассчитанное на одного арестанта, занимают четыре. Предполагается построить ряд новых тюрем». Они, кстати сказать, до сих пор не построены. («Московский Телеграф», ноябрь, 1881 г.).
Такими выписками можно было наполнить страницы; но вот мнения самих чиновников, которым вверен надзор за тюрьмами.
Г. Муравьев, сотрудник катковского журнала, в тщательно составленной статье (написанной при том же в духе, излюбленном и поощряемом русским правительством), говорит следующее: «Почти во всех наших тюрьмах находится в полтора или два раза большее количество арестантов, чем то, на которое рассчитывали при их постройке» («Тюрьмы и Тюремный Вопрос», «Руский Вестник», 1878 г.). А вот что сообщает сибирский стряпчий г. Мишло, о сибирских тюрьмах, находившихся в его ведении: «Надзиратель повел меня в камеры. Везде — грязь, переполнение, сырость, недостаток воздуха и света. Осмотрев камеры, я отправился в госпиталь. Войдя в первую же палату, я невольно отпрянул назад, пораженный невообразимым смрадом… Отхожие места являются роскошным помещением, по сравнению с этим госпиталем… Везде число арестантов в три раза превышает количество, допускаемое законом. В Верхне-Удинске, например, острог построен на 240 человек, а, между тем, в нём обыкновенно помещается 800». («Отечественные Записки», 1881 г.)
Именно вследствие подобного переполнения и феноменальной грязи возникла в Киевской тюрьме знаменитая тифозная эпидемия. Может быть, и правда, что она была занесена в тюрьму, как утверждало тюремное начальство, пленными турками, но несомненно, что она развивалась в таких ужасающих размерах, вследствие переполнения тюрем и страшной грязи. «Здания, построенные на 550 человек, вмещали вдвое большее количество», — говорит корреспондент «Голоса», в письме от 30 октября 1880 г.; причем он прибавляет: «Как известно, профессора университета,
