товъ, а пересыльная тюрьма — на 200 чел., но въ нихъ часто находятся: въ Замкѣ отъ 900 до 1000 арест., а въ пересыльной — отъ 350 до 400, и даже болѣе. Кромѣ этого, съ давняго времени зданія этихъ тюремъ не отвѣчаютъ ни санитарнымъ требованіямъ, ни своему назначенію, какъ мѣста заключенія“.
Журналъ Каткова, „Русскій Вѣстникъ“, также далекъ отъ похвалы русскимъ тюрьмамъ. Послѣ описанія мѣстъ заключенія при полицейскихъ участкахъ, г. Муравьевъ (авторъ статей, помѣщенныхъ въ „Русскомъ Вѣстникѣ“) замѣчаетъ, что остроги — не лучше; обыкновенно, это — ветхое, грязное зданіе или рядъ такихъ зданій, окруженныхъ стѣной. Неприглядные снаружи, остроги не лучше и внутри: сырость, грязь, переполнение, и смрадъ — таковы типическія черты остроговъ, какъ въ столицахъ, такъ и въ провинціи.
„Одежда въ острогахъ, — говорить г. Муравьевъ, — имѣется двухъ сортовъ: старая, недостаточная одежда, обычно носимая арестантами и лучшая, раздаваемая послѣднимъ, когда тюрьму должно посѣтить начальство; въ другое время эта одежда хранится въ кладовыхъ… Ни школъ, ни библіотекъ не имѣется… Пересыльныя тюрьмы — еще хуже… Остановимся на нѣсколько минутъ въ одной изъ камеръ. Это — обширная комната, съ нарами по стѣнамъ и узкими проходами между ними. Сотни женщинъ и дѣтей собраны здѣсь. Это — такъ называемая „семейная камера“, для семей арестантовъ. Въ этой удушающей атмосферѣ вы находите дѣтей всѣхъ возрастовъ, въ самой отчаянной нищетѣ; казенной одежды имъ не дается, и поэтому они одѣты въ тряпье, висящее на нихъ лохмотьями и не защищающее ихъ ни отъ холода, ни отъ сырости; а, между тѣмъ, одѣтыми въ это тряпье, дѣти пойдутъ въ ссылку въ Сибирь“ („Русскій Вѣстникъ“, 1878 г.).
Говоря о сибирскихъ тюрьмахъ, Ядринцевъ пишетъ слѣдующее: (я сокращаю его разсказъ): — «Почти въ каждомъ острогѣ имѣется нѣчто вродѣ подземнаго корридора, сырого и смраднаго; — чистая могила; въ немъ имѣется нѣсколько камеръ, куда сажаютъ наиболѣе опасныхъ подслѣдственныхъ арестантовъ. Камеры эти — на-
тов, а пересыльная тюрьма — на 200 чел., но в них часто находятся: в Замке от 900 до 1000 арест., а в пересыльной — от 350 до 400, и даже более. Кроме этого, с давнего времени здания этих тюрем не отвечают ни санитарным требованиям, ни своему назначению, как места заключения».
Журнал Каткова, «Русский Вестник», также далек от похвалы русским тюрьмам. После описания мест заключения при полицейских участках, г. Муравьев (автор статей, помещенных в «Русском Вестнике») замечает, что остроги — не лучше; обыкновенно, это — ветхое, грязное здание или ряд таких зданий, окруженных стеной. Неприглядные снаружи, остроги не лучше и внутри: сырость, грязь, переполнение, и смрад — таковы типические черты острогов, как в столицах, так и в провинции.
«Одежда в острогах, — говорить г. Муравьев, — имеется двух сортов: старая, недостаточная одежда, обычно носимая арестантами и лучшая, раздаваемая последним, когда тюрьму должно посетить начальство; в другое время эта одежда хранится в кладовых… Ни школ, ни библиотек не имеется… Пересыльные тюрьмы — еще хуже… Остановимся на несколько минут в одной из камер. Это — обширная комната, с нарами по стенам и узкими проходами между ними. Сотни женщин и детей собраны здесь. Это — так называемая „семейная камера“, для семей арестантов. В этой удушающей атмосфере вы находите детей всех возрастов, в самой отчаянной нищете; казенной одежды им не дается, и поэтому они одеты в тряпье, висящее на них лохмотьями и не защищающее их ни от холода, ни от сырости; а, между тем, одетыми в это тряпье, дети пойдут в ссылку в Сибирь» («Русский Вестник», 1878 г.).
Говоря о сибирских тюрьмах, Ядринцев пишет следующее: (я сокращаю его рассказ): — «Почти в каждом остроге имеется нечто вроде подземного коридора, сырого и смрадного; — чистая могила; в нём имеется несколько камер, куда сажают наиболее опасных подследственных арестантов. Камеры эти — на-
