„Надѣюсь умереть въ теченіи этой зимы!“ — такова единственная надежда, которую можетъ питать ссыльный, попавшій въ Якутскій улусъ подъ 68° широты!
Читая подобныя письма, мы снова переносимся въ XVII столѣтіе и, кажется, слышимъ опять снова протопопа Аввакума: „а я остался здѣсь въ холодномъ срубѣ, а позднѣе съ грязными тунгузами, какъ хорошій пёсъ, лежа на соломѣ; когда покормятъ меня, а когда и забудутъ“. И, подобно женѣ Аввакума, мы спрашиваемъ снова и снова: „Долго ли муки сея будетъ“. Со времени эпизода съ Аввакумомъ прошли вѣка; въ продолженіи цѣлаго столѣтія мы слышали патетическія декламаціи о прогрессѣ и гуманитарныхъ принципахъ и все это лишь для того, чтобы ему возвратиться къ тому же самому пункту, возвратиться къ тому времени, когда московскіе цари, по нашептываніямъ приближенныхъ бояръ, посылали своихъ враговъ умирать въ тундрахъ.
А на вопросъ Аввакумовой жены, повторяемый снова и снова по всему пространству Сибири, у насъ имѣется лишь одинъ отвѣтъ: никакая частичная реформа, никакая замѣна однихъ людей другими не смогутъ улучшить этого ужасающаго положенія вещей; его можетъ измѣнить лишь полное измѣненіе всѣхъ основныхъ условій русской жизни.
«Надеюсь умереть в течение этой зимы!» — такова единственная надежда, которую может питать ссыльный, попавший в якутский улус под 68° широты!
Читая подобные письма, мы снова переносимся в XVII столетие и, кажется, слышим опять снова протопопа Аввакума: «а я остался здесь в холодном срубе, а позднее с грязными тунгузами, как хороший пёс, лежа на соломе; когда покормят меня, а когда и забудут». И, подобно жене Аввакума, мы спрашиваем снова и снова: «Долго ли му́ки сея будет». Со времени эпизода с Аввакумом прошли века; в продолжение целого столетия мы слышали патетические декламации о прогрессе и гуманитарных принципах и всё это лишь для того, чтобы ему возвратиться к тому же самому пункту, возвратиться к тому времени, когда московские цари, по нашептываниям приближенных бояр, посылали своих врагов умирать в тундрах.
А на вопрос аввакумовой жены, повторяемый снова и снова по всему пространству Сибири, у нас имеется лишь один ответ: никакая частичная реформа, никакая замена одних людей другими не смогут улучшить этого ужасающего положения вещей; его может изменить лишь полное изменение всех основных условий русской жизни.
На сѣверѣ Тихаго Океана, вблизи береговъ русской Манджуріи, лежитъ большой островъ, по величинѣ одинъ изъ самыхъ обширныхъ острововъ міра, но его положеніе вдали отъ морскихъ путей, дикость его природы, безплодіе почвы и трудность доступа къ нему были причиной того, что вплоть до прошлаго столѣтія на него не обращали никакого вниманія, разсматривая его, какъ полуостровъ. Мало есть мѣстъ на всемъ пространствѣ
На севере Тихого Океана, вблизи берегов русской Манджурии, лежит большой остров, по величине один из самых обширных островов мира, но его положение вдали от морских путей, дикость его природы, бесплодие почвы и трудность доступа к нему были причиной того, что вплоть до прошлого столетия на него не обращали никакого внимания, рассматривая его, как полуостров. Мало есть мест на всём пространстве
