Легко себѣ представить положение этихъ ссыльныхъ, если мы вообразимъ студента, или дѣвушку изъ хорошей семьи или искусснаго рабочаго, привезенныхъ жандармами въ какой-нибудь городишко, насчитывающій всего сотню домовъ, жителями котораго являются нѣсколько десятковъ зырянскихъ и русскихъ охотниковъ, два три торговца мѣхами, священникъ и исправникъ. Хлѣбъ страшно дорогъ; всякаго рода товары, вродѣ сахара, чая, свѣчей, продаются чуть ли не на вѣсъ золота; о какомъ-нибудь заработкѣ въ городишкѣ нечего и думать. Правительство выдаетъ такимъ ссыльнымъ отъ 4 до 8 руб. въ мѣсяцъ, причемъ выдача этой нищенской суммы прекращается, если ссыльный получитъ отъ родныхъ или друзей хотя бы самую ничтожную сумму денегъ, напр. 10 руб. въ теченіи года. Давать уроки — строго воспрещено, хотя бы даже дѣтямъ станового или исправника. Большинство ссыльныхъ изъ культурныхъ классовъ не знаютъ никакого ремесла. Найти же занятіе въ какой-нибудь конторѣ или частномъ предпріятіи, если таковыя находятся въ городишкѣ, совершенно невозможно.
„Мы боимся давать имъ занятія“, — писалъ Енисейскій корреспондентъ „Русскаго Курьера“, — „въ виду того, что мы сами можемъ за это попасть подъ надзоръ полиціи… Достаточно встрѣтиться съ административно-ссыльнымъ или обмѣняться съ нимъ нѣсколькими словами, чтобы, въ свою очередь, попасть въ число подозрительныхъ… Глава одной торговой фирмы заставилъ недавно своихъ приказчиковъ подписать условіе, въ которомъ они обязываются не заводить знакомства съ „политическими“ и даже не здороваться съ ними при случайной встрѣчѣ на улицѣ“.
Болѣе того, въ 1880 г. намъ пришлось читать въ русскихъ газетахъ, что министръ финансовъ сдѣлалъ предложеніе „о разрѣшеніи уголовнымъ и политическимъ административно-ссыльнымъ, заниматься всякаго рода ремеслами, съ разрѣшенія генералъ-губернатора, причемъ такое разрѣшеніе должно быть испрашиваемо въ каждомъ отдѣльномъ случаѣ“. Я не знаю, былъ ли этотъ планъ приведенъ въ исполненіе, но мнѣ извѣстно, что
Легко себе представить положение этих ссыльных, если мы вообразим студента, или девушку из хорошей семьи или искусного рабочего, привезенных жандармами в какой-нибудь городишко, насчитывающий всего сотню домов, жителями которого являются несколько десятков зырянских и русских охотников, два-три торговца мехами, священник и исправник. Хлеб страшно дорог; всякого рода товары, вроде сахара, чая, свечей, продаются чуть ли не на вес золота; о каком-нибудь заработке в городишке нечего и думать. Правительство выдает таким ссыльным от 4 до 8 руб. в месяц, причем выдача этой нищенской суммы прекращается, если ссыльный получит от родных или друзей хотя бы самую ничтожную сумму денег, напр. 10 руб. в течении года. Давать уроки — строго воспрещено, хотя бы даже детям станового или исправника. Большинство ссыльных из культурных классов не знают никакого ремесла. Найти же занятие в какой-нибудь конторе или частном предприятии, если таковые находятся в городишке, совершенно невозможно.
«Мы боимся давать им занятия», — писал Енисейский корреспондент «Русского Курьера», — «ввиду того, что мы сами можем за это попасть под надзор полиции… Достаточно встретиться с административно-ссыльным или обменяться с ним несколькими словами, чтобы, в свою очередь, попасть в число подозрительных… Глава одной торговой фирмы заставил недавно своих приказчиков подписать условие, в котором они обязываются не заводить знакомства с „политическими“ и даже не здороваться с ними при случайной встрече на улице».
Более того, в 1880 г. нам пришлось читать в русских газетах, что министр финансов сделал предложение «о разрешении уголовным и политическим административно-ссыльным, заниматься всякого рода ремеслами, с разрешения генерал-губернатора, причем такое разрешение должно быть испрашиваемо в каждом отдельном случае». Я не знаю, был ли этот план приведен в исполнение, но мне известно, что
