вошелъ въ столь памятную мнѣ каморку отдѣленнаго. Отдѣленный предложилъ мнѣ расписаться на бумагѣ съ перечнемъ присланныхъ мнѣ изъ консульства продуктовъ и вещей. Чего, чего только не послала мнѣ заботливая хозяйка нашего дома на Екатерингофскомъ проспектѣ. Больше всего меня обрадовали толстый шерстяной свитеръ, теплые фетровые сапоги, одѣяло, подушка, простыни и шерстяное бѣлье.
Принеся въ камеру все мое имущество, я прежде всего переодѣлся во все теплое платье и заварилъ чай въ полученномъ мною чайникѣ. О, блаженство! Теперь, когда живительное тепло разливалось пріятной волной по всему тѣлу, только теперь я понялъ, какъ я усталъ и какъ силы мои были почти на исходѣ.
Хорошее питаніе, теплое платье и нормальный сонъ очень быстро возстановили мои силы и съ новымъ приливомъ энергіи я началъ обдумывать мое положеніе, ища спасительнаго выхода. Увы! Въ моемъ распоряженіи была лишь одна возможность, о которой я узналъ изъ перестукиваній съ различными заключенными, — писать заявленія на имя главнаго прокурора Петербурга и на имя предсѣдателя совѣта народныхъ комиссаровъ.
Въ данный моментъ, когда я пишу эти строки, мнѣ совершенно непонятно, какъ могъ быть затемненъ мой разсудокъ, чтобы увѣровать въ пользу такихъ жалобъ и протестовъ. Такъ или иначе, но въ то время я былъ убѣжденъ, что мои длиннѣйшія заявленія и жалобы на произволъ дѣйствій Чеки дойдутъ до правительственныхъ верховъ и меня съ извиненіями немедленно освободятъ. Энергія требовала выхода, и я исписывалъ по нѣсколько листовъ писчей бумаги большого формата. Все написанное я передавалъ черезъ отдѣленнаго въ канцелярію тюрьмы, полагая, что послѣдняя все пересылаетъ по назначенію.
Сильно простуженный, съ распухшимъ горломъ и отчаянно кашляя, я обратился за медицинской помощью. Приходилъ фельдшеръ оставилъ пакетикъ какихъ-то порошковъ, и этимъ все окончилось. Наконецъ я свалился и меня всего трясло въ лихорадкѣ. Опять посѣщеніе фельдшера, измѣреніе температуры и порошки. Когда градусникъ показалъ 39,8 — пришелъ докторъ. Выслушавъ меня и пожавъ плечами, врачъ
