годаря его запирательству, въ болѣе серьезномъ преступленіи, чѣмъ это было на самомъ дѣлѣ. Всѣ эти увѣренія слѣдователя Копоненъ, вѣроятно, разсматривалъ, какъ желаніе чекистовъ его „поймать“, и менѣе всего предполагалъ, зная меня и то положеніе, какое я занималъ, что у Чеки хватитъ дерзости меня арестовать. Поэтому, увидѣвъ меня, убѣжденный, что именно благодаря ему меня посадили въ тюрьму, онъ въ состояніи истерики попытался, какъ могъ убѣдительнѣе, заявить, что я не имѣю никакого отношенія къ контрабандѣ, а даже наборотъ.
Вотъ это „наоборотъ“, какъ разъ и нужно было слѣдователю, такъ какъ давало ему возможность держать меня въ тюрьмѣ.
Я преклоняюсь передъ благородствомъ и мужествомъ Копонена, такъ какъ именно онъ, былъ спровоцированъ чекистами спеціально, чтобы дать имъ возможность „взять“ меня. Слѣдовательно, я явился невольной причиной ареста и дальнѣйшихъ страданій Копонена.
Когда незадолго до своего ареста, Копоненъ разсказалъ мнѣ о спрятанномъ имъ ящикѣ — я тогда же высказалъ ему мои подозрѣнія о желаніи Чеки прицѣпиться ко мнѣ. Слѣдовательно, находясь въ тюрьмѣ, Копонену не трудно было догадаться, что онъ вовлеченъ во всѣ несчастья вихремъ обстоятельствъ и близостью ко мнѣ. И несмотря на такое сознаніе, этотъ благородный человѣкъ претерпѣвалъ ужасныя физическія и моральныя мученія, стараясь изъ всѣхъ силъ не вовлечь меня въ непріятную исторію. Я именно подчеркиваю — „непріятную исторію“, такъ какъ Копоненъ могъ предполагать, что его откровенное признаніе, въ самомъ худшемъ случаѣ, могло лишь набросить на мое имя нѣкоторую тѣнь, замѣшавъ меня въ контрабандную глупую исторію. Не больше этого. Не зная всѣхъ хитроумныхъ вывертовъ совѣтскаго законодательства, Копоненъ никогда не могъ предполагать, что меня посадятъ въ тюрьму. Невольно вырвавшееся у него признаніе, съ благою цѣлью меня спасти, въ концѣ концовъ не многимъ ухудшило мое положеніе. Силы мои истощались и возможно, что наступилъ бы моментъ, когда доведен-
