разбужденъ шумомъ открываемой двери и надзиратель, читая по запискѣ, которую держала въ рукахъ какая-то довольно нарядно одѣтая женщина, спросилъ: „Финляндскій гражданинъ Борисъ Леонидовичъ Седергольмъ? Да?“ — „Да. Это я.“
„Идите на допросъ“ —
По длиннымъ корридорамъ нѣсколько разъ повернувъ и поднявшись по лѣстницѣ, моя провожатая привела меня въ небольшой корридоръ, въ которомъ было очень тепло. Въ корридоръ выходило нѣсколько дверей. У одной изъ дверей женщина постучала и получивъ отвѣтъ, знакомъ предложила мнѣ войти.
Комната была очень маленькая, со стѣнами, обитыми пробкой и вся меблировка заключалась въ столѣ и двухъ стульяхъ.
За столомъ сидѣлъ Фоминъ, одѣтый въ довольно приличный штатскій костюмъ. Во вглядѣ Фомина я прочелъ молчаливый вопросъ: „Ну, что, сбавили мы съ васъ спѣси?” Отвѣтивъ на полупоклонъ Фомина я, по его приглашенію, сѣлъ напротивъ него и нѣкоторое время царило молчаніе. Наконецъ, Фоминъ заговорилъ.
— „Ну такъ, какъ же? Признаете вы себя виновнымъ?“
— „Въ чемъ?“
— „Вы сами знаете, въ чемъ. Въ томъ, что зная о преступной дѣятельности гражданина Копонена, вы не только не донесли о ней надлежащимъ властямъ, но способствовали дѣятельности шайкѣ, занимающейся военной контрабандой“.
— „Я уже сказалъ вамъ, что я совершено не знаю частной жизни Копонена“.
— „Ну, а если я вамъ покажу сейчасъ письменное показаніе Копонена, что вы тогда скажете“.
— „Скажу, что это наглая ложь и что я требую очной ставки съ Копоненомъ“.
— „Напрасно вы упираетесь. Вотъ Копоненъ уже завтра можетъ быть выйдетъ на свободу до суда. Ну, а вамъ придется пока посидѣть. Желаете говорить?“
— „Я уже вамъ сказалъ, что мнѣ не о чемъ съ вами говорить и ничего общаго у меня нѣтъ съ провокаціей и контрабандой“.