изъ крана потекла вода, надо было лѣвой рукой все время нажимать на длинный деревянный рычагъ. Дальше умывальника въ углу помѣщалось сидѣнье съ водопроводомъ.
Между умывальникомъ и столомъ я замѣтилъ вертикально стоящій очень тонкій и длинный радіаторъ парового отопленія. Увы, радіаторъ былъ холодный, какъ ледъ.
Въ камерѣ былъ невыносимый холодъ и я такъ промерзъ, во время обыска, что у меня дрожали челюсти. Было, вѣроятно, уже около четырехъ часовъ дня. Я, по своей тюремной неопытности, все ждалъ, что кто нибудь сейчасъ придетъ, откроетъ отопленіе и принесетъ матрацъ и одѣяло. Но прошелъ часъ и никто не являлся. Среди гробовой тишины иногда слышно было, какъ въ корридорѣ звенѣли ключами, хлопали дверями или раздавался крикъ, точно изъ грамофоннаго рупора: „Примите арестованнаго“.
Чтобы согрѣться, я бѣгалъ по камерѣ, размахивалъ руками, пока не покрывался весь испариной. Тогда садился передохнуть на желѣзное сидѣнье, которое было холоднѣе льда.
О, этотъ проклятый холодъ! Я его благославляю теперь потому, что именно ему и другимъ физическимъ пыткамъ я обязанъ тѣмъ, что я сохранилъ разсудокъ. Физическія страданія были настолько невыносимы, что моральныя ощущенія притупились. Посидѣвъ не больше 15 минутъ, надо было опять начинать бѣготню сначала до новой испарины, и такъ все время. Слышно было, какъ въ камерѣ надо мной, также бѣгалъ, стуча каблуками какой-то несчастный узникъ.
Наконецъ совершенно обезумѣвъ отъ холода, я рѣшилъ вызвать кого нибудь и сталъ стучать ногой и кулакомъ въ дверь.
Маленькая форточка, закрывающая отверстіе продѣланное въ серединѣ двери для подачи пищи заключеннымъ, съ шумомъ открылась и въ четырехульное отверстіе просунулась голова корридорнаго надзирателя. „Что вы такъ шумите гражданинъ? Надо тихо благородно сидѣть. Чего вамъ надо?“ — „Дайте мнѣ одѣяло и постель и пустите отопленіе“.
Голова удивленно вытаращила на меня глаза и совершенно неожиданно искренно засмѣялась. „Да,
