Утромъ слѣдующаго дня, выходя изъ автомобиля, я замѣтилъ у подъѣзда консульства двѣ уже знакомыхъ мнѣ фигуры сыщиковъ.
Копоненъ меня встрѣтилъ въ конторѣ, какъ и всегда со своей привѣтливой жизнерадостной улыбкой и, шутя, сказалъ мнѣ: „Вы всюду и вездѣ видите провокацію и сыщиковъ. Успокойтесь: я все уладилъ и сохранилъ вамъ деньги. Съ васъ бутылка шампанскаго. Я вчера отвезъ ящикъ обратно къ госпожѣ Л.“
Это извѣстіе меня не особенно успокоило, но отъ бутылки шампанскаго я не отказался съ условіемъ, что Копоненъ самъ сходитъ за ней въ ближайшій магазинъ. Когда Копоненъ, смѣясь, собирался уже идти за виномъ я ему совершенно спокойно сказалъ: „Когда будете выходить изъ подъѣзда, обратите вниманіе, не торчатъ ли около него двѣ фигуры, и я описалъ, какъ могъ подробнѣе, моихъ сыщиковъ.
„Когда будете возвращаться, полюбуйтесь на нихъ еще разъ; а когда мы съ вами вмѣстѣ выйдемъ, то мы вмѣстѣ будемъ любоваться ими.“
Когда вино было принесено, то Копоненъ несмотря на игристое шампанское, былъ почему то озабоченъ и больше не подшучивалъ надъ моей „маніей предслѣдованія“…
8-го марта Копоненъ въ контору не явился, а еще черезъ двѣ недѣли удалось выяснить, что онъ арестованъ и находится въ тюрьмѣ Чеки на Шпалерной улицѣ.
Изчезновеніе Копонена меня чрезвычайно огорчило и обезпокоило. Мое собственное положеніе начинало также внушать мнѣ опасенія, такъ какъ я все больше и больше убѣждался въ томъ, что вся исторія съ Копоненомъ и его арестъ являются лишь прелюдіей моего собственнаго ареста.
Я тщетно старался уяснить себѣ тѣ мотивы, которые такъ привлекли ко мнѣ вниманіе Чеки, но, какъ я ни проанализировалъ всю мою дѣятельность за время моего пребыванія въ совѣтской Россіи, я не нашелъ ни малѣйшаго формальнаго повода, который давалъ бы право даже Чеки меня арестовать. По
