переправилъ по дипломатической почтѣ текстъ телеграммы и письма. Приблизительно въ это же время мой секретарь, инженеръ Копоненъ, разсказалъ мнѣ, что онъ встрѣтилъ недавно одну свою старинную знакомую даму, которая просила его во имя старой дружбы выручить ее изъ бѣды. По словамъ дамы, ея братъ — служащій совѣтской таможни у совѣтско-финляндской границы, очень выгодно купилъ небольшой ящикъ съ американскими лентами для пущущихъ машинъ, но она боится внезапнаго обыска и потому проситъ Копонена спрятать товаръ „въ той финляндской конторѣ, гдѣ онъ служитъ“, такъ какъ „эти мерзавцы, чекисты, не смѣютъ производить обыска въ домѣ консульства.“
Копоненъ очень резонно отвѣтилъ своей пріятельницѣ, что, во первыхъ, контора принадлежитъ не ему, во вторыхъ, экстерриторіальностью пользуется лишь самое помѣщеніе консульства, а отнюдь не весь домъ и, въ третьихъ, ленты для пишущихъ машинъ настолько невинный товаръ, что онъ готовъ выручить даму и временно спрятать ихъ у себя, на своей квартирѣ.
Когда я услышалъ разсказъ Копонена, то очень взолновался, такъ какъ я далеко не раздѣлялъ его мнѣніе, что „ящичекъ“ съ нѣсколькими десятками лентъ для пишущихъ машинъ — невинный товаръ. По моему, это было прежде всего контробанднымъ товаромъ, а, во-вторыхъ, вся эта исторія съ начала до конца была, по моему глубокому убѣжденію, самой грубѣйшей формой провокаціи.
Поэтому я въ самыхъ рѣшительныхъ выраженіяхъ потребовалъ, чтобы Копоненъ немедленно уничтожилъ весь „ящичекъ“, и, зная чрезмѣрную мягкость и деликатность Копонена, я предложилъ ему сейчасъ же взять у меня необходимую сумму, чтобы вознаградить его знакомую даму за тотъ убытокъ, который ей причинитъ мое рѣшительное распоряженіе. Копоненъ денегъ не взялъ, такъ какъ не зналъ стоимости лентъ, но сейчасъ же отправился домой съ обѣщаніемъ немедленно все уладить.
Весь остатокъ дня и вечеръ я былъ очень взволнованъ, такъ какъ какое-то смутное чувство говорило мнѣ, что вся эта исторія съ лентами должна имѣть какое то отношеніе ко мнѣ.
