вѣтскія газеты, но и Чека, въ отдѣльныхъ брошюрахъ, публиковала обширные списки разстрѣлянныхъ.
Удивительно, какъ всегда люди склонны къ оптимизму, и какъ немного нужно, чтобы заставить насъ повѣрить въ пріятное намъ, и совершенно разубѣдить насъ въ томъ, что намъ непріятно.
Мы всѣ безъ исключенія прекрасно сознавали, что въ природѣ и въ методахъ совѣтской власти ничто не измѣнилось и не можетъ измѣниться, коль скоро вся политика направляется интересами Коминтерна подъ наблюденіемъ Чеки.
Мы всѣ, безъ исключенія, могли наблюдать, какъ явно и тайно люди массами бросаются въ тюрьмы и какъ всѣ обыватели терроризированы. Казалось бы, что не могло существовать причинъ, мѣшающихъ намъ повѣрить въ справедливость слуховъ объ ужасахъ застѣнковъ Чеки. Предпосылка для такого умозаключенія формулировалась сама собой: „Разъ вообще Чека полномочна, безконтрольна, разъ въ странѣ царитъ только право диктатуры, разъ въ систему управленія страной введены сыскъ, провокація и административный произволъ, то почему не быть и массовымъ казнямъ безъ суда.
Такъ говоритъ логика. Но люди, воспитанные въ условіяхъ старой культуры права и нормальныхъ человѣческихъ взаимоотношеній, всегда руководствуются въ своихъ заключеніяхъ, не одной лишь логикой, но также голосомъ своей совѣсти и побужденіями сердца.
Наши совѣсть и сердце отказывались вѣрить слухамъ о массовыхъ казняхъ, безъ суда, и я, лично, считалъ всѣ эти слухи праздной болтовней перепуганныхъ обывателей. Мои соотечественники и друзья изъ различныхъ иностранныхъ миссій, успѣвшіе уже ознакомиться съ совѣтскимъ бытомъ и порядками, только приговаривали: „Ничего, поживете — увидите.“
Въ концѣ января 1924-го года я, совершенно случайно, встрѣтилъ на улицѣ сестру моего бывшаго сослуживца по Россійскому Императорскому флоту. Не смотря на 9 лѣтъ, протекшихъ съ момента нашей послѣдней встрѣчи въ семьѣ сенатора Я., я сразу узналъ въ увядшей и блѣдно одѣтой въ трауръ женщинѣ, бывшую красавицу и свѣтскую львицу Т.
Ея братъ, мой бывшій сослуживецъ, послѣ нѣ-
