плохо выглядѣлъ и мнѣ кажется, что онъ не доживетъ до освобожденія. 12-го октября меня выписали изъ лазарета, приказали собрать вещи и повели въ штабъ лагеря. Тамъ собралось около 20-ти человѣкъ заключенныхъ мужчинъ и женщинъ, которыхъ отправляли въ Петербургскую пересыльную тюрьму. 17 человѣкъ были, такъ называемые, „политическіе“ преступники. Это была все молодежь, студентки и студенты, отбывшіе на Соловкахъ 2 года заключенія и теперь ихъ всѣхъ высылали на три года на вольное поселеніе въ Нарымскій край.
Къ моей большой радости я встрѣтилъ Игоря Владиміровича Ильинскаго, съ которымъ я сторожилъ огороды на Соловкахъ. Ему было замѣнено три года заключенія въ Соловецкомъ лагерѣ 5-ю годами тюремнаго заключенія въ Москвѣ. Онъ былъ на седьмомъ небѣ и говорилъ мнѣ, что этой „милости“ онъ удостоился благодаря заступничеству какихъ-то видныхъ коммунистовъ, его прежнихъ товарищей по какой-то соціалистической партіи. Если бы я былъ на его мѣстѣ, то есть совѣтскимъ подданныхъ, я былъ бы не въ меньшемъ восторгѣ, такъ какъ пять лѣтъ тюрьмы въ Москѣ или въ Петербургѣ, безъ всякаго сомнѣнія, во много разъ лучше, трехъ лѣтъ заключенія въ Соловецкомъ лагеря.
Студенты и студентки ѣхали въ разныхъ отдѣленіяхъ почти пустого тюремнаго вагона. Меня, Ильинскаго и вахмистра польской арміи Шуттенбаха помѣстили въ одно отдѣленіе и мы устроились съ большимъ комфортомъ.
Шуттенбахъ былъ схваченъ на польско-совѣтской границѣ, во время объѣзда имъ польскихъ пограничныхъ постовъ. Къ счастью для него, польское правительство обнаружило слѣдъ пропавшаго безъ вѣсти вахмистра и теперь Шуттенбаха возвращали въ Москву для отправки въ Польшу въ обмѣнъ на совѣтскихъ шпіоновъ, заключенныхъ въ польскихъ тюрьмахъ.
Настроеніе всѣхъ моихъ попутчиковъ было неудержимо веселое, хотя кромѣ Шуттенбаха и можетъ быть меня, никто не могъ помышлять о свободѣ. Молодежь ѣхала въ дальнюю ссылку, а Ильинскій въ тюрьму на пять лѣтъ. Но достаточно было причинъ для веселья, хотя бы потому, что Соловки и Кемь
