опасной группировкѣ“. Тогда—прощай 10-я рота! Пожалуйте обратно въ первобытное состояніе „моральнаго карантина“.
Въ перерывѣ между работами въ корридорахъ шумъ и суета. У печекъ безконечныя очереди, ссоры, чадъ отъ поджариваемой трески и сала. Очень зажиточные заключенные, имѣющіе возможность кормить и даже одѣвать нѣсколькихъ товарищей, чувствуютъ себя нѣсколько спокойнѣе, такъ какъ кто либо изъ друзей всегда успѣетъ занять очередь у печки и приготовить неприхотливый обѣдъ. Но и тутъ есть „но“. Подкармливать товарищей надо чрезвычайно осторожно, чтобы это не носило характера платы за услуги. Въ противномъ случаѣ начальство усмотритъ „буржуазныя наклонности“, и, какъ неисправимаго, переведутъ надолго въ соборъ. Поэтому въ Соловецкомъ лагерѣ всѣ всегда суетятся и стараются придать себѣ занятой видъ даже внѣ рабочаго времени, такъ какъ у заключеннаго, при даннномъ режимѣ, не можетъ быть ни минуты свободной. Если остается свободное время—значитъ что-нибудь не ладно—кто-нибудь подкупленъ. Въ результатѣ—переводъ на тяжелыя работы и житье въ одномъ изъ соборовъ.
Мои новыя обязанности заключались въ разносѣ пакетовъ изъ ротной канцеляріи по разнымъ учрежденіямъ лагеря, въ уборкѣ корридора, въ пріемѣ изъ канцеляріи Кремля писемъ для заключенныхъ 10-й роты и въ переписываніи ролей, для артистовъ лагернаго театра. Послѣдняя обязанность была совершенно неожиданной, но я разумѣется не протестовалъ, такъ какъ это давало мнѣ возможность и законный поводъ заходить разъ по десять въ день въ театръ и присутствовать на репетиціяхъ. Въ Соловецкомъ лагерѣ имѣется два театра: одинъ обслуживается уголовнымъ элементомъ, другой—интеллигенціей. Въ обоихъ театрахъ идутъ пьесы исключительно коммунистическаго содержанія. Артисты театра избавлены отъ тяжелыхъ работъ и пользуются незначительными льготами. Но артисты и въ особенности артистки должны
