Во второй половинѣ сентября окончилась охрана огородовъ и я съ большимъ безпокойствомъ ждалъ, куда меня теперь назначатъ. Какъ-то проходя мимо кіоска на площади, я увидѣлъ за прилавкомъ длинноносую физіономію знакомаго еврея ювелира, который нѣкогда сидѣлъ вмѣстѣ со мной въ тюрьмѣ на Шпалерной. Звали его Кюммельмахеръ. Въ тюрьмѣ онъ былъ въ чрезвычайно тяжелыхъ условіяхъ, такъ какъ его арестовали въ театрѣ и прямо оттуда привезли въ тюрьму. Сидѣлъ онъ со мной три мѣсяца въ общей камерѣ и не получалъ со стороны никакой помощи, такъ какъ его магазинъ и квартира были опечатаны, а семья арестована. Я подкармливалъ иногда несчастнаго, перепуганнаго Кюммельмахера и даже покупалъ ему папиросы. За что его посадили и за что сослали, я до сихъ не знаю, такъ какъ никогда не имѣлъ терпѣнія дослушать до конца чрезвычайно болтливаго еврея, начинавшаго неизмѣнно свой разсказъ о злоключеніяхъ почему-то съ 1899-го года…
Увидя меня, Кюммельмахеръ пришелъ въ неописуемый восторгъ, хотя и неумѣстный, но совершенно искренній. Повидимому, онъ чувствовалъ себя за прилавкомъ совершенно въ своей тарелкѣ. Шутя, я спросилъ его, не нуженъ ли кіоску сторожъ, и сверхъ всякаго ожиданія, получилъ восторженный отвѣтъ: „Обязательно нуженъ. И такой образованный и деликатный человѣкъ, какъ вы, Борисъ Леонидовичъ, самый подходящій человѣкъ для этого мѣста“. Въ этотъ же день, въ 2 часа дня, я вступилъ въ мою новую должность. Мой предшественникъ, мексиканскій генеральный консулъ въ Египтѣ, синьоръ Віолара, получилъ повышеніе, такъ какъ его назначили продавать молоко и онъ помѣстился тутъ же у кіоска. Странный контингентъ служащихъ былъ у этой лавки. Завѣдующій лавкой былъ бывшій маклеръ Петербургской фондовой биржей Барканъ, кстати сказать, исполнявшій до революціи и мои порученія. Его помощникомъ былъ ювелиръ Кюммельмахеръ. Бухгалтеромъ кіоска былъ священникъ, докторъ богословія Лозина-Лозинскій. Продавалъ молоко мексиканскій генеральный
