краевъ вонючей похлебки къ великому удовольствію моихъ случайныхъ довѣрителей. Одинъ изъ нихъ оказался бывшимъ венгерскимъ офицеромъ Фюрреди, попавшимъ въ русскій плѣнъ во время войны. Въ 1920 году большевики его арестовали, такъ какъ онъ пробирался на Украйну, чтобы съ помощью нѣмцевъ какъ нибудь выбраться къ себѣ на родину. Сначала большевики сослали его на Уралъ на вольное поселеніе, но этого имъ показалокь мало и въ 1923-мъ году Фюрреди попалъ на Соловки. Онъ былъ очень бѣдно и легко одѣтъ и очень болѣзненно выглядѣлъ, хотя и получалъ отъ своего брата, живущаго въ Будапештѣ денежную помощь.
Въ два часа опять всѣхъ развели по работамъ и меня отправили съ небольшой группой слабыхъ и больныхъ, засыпать болото щебнемъ. Это очень противная работа, такъ какъ она безсмысленна и не продуктивна. Я предложилъ десятнику сначала окопать болото канавой, но получилъ въ отвѣтъ: „Не разсуждай тутъ. Дѣлай, что приказано“. Въ 7 часовъ всѣ вернулись въ бараки и по-ротно пошли за ужиномъ. На ужинъ каждому дали по 2 очень большихъ ложки гречневой каши съ подсолнечнымъ масломъ. Въ 8 часовъ, подъ дождемъ, насъ опять выстроли всѣхъ на главной линейкѣ и около часа происходила повѣрка. Послѣ повѣрки прочли постановленіе особой дисциплинарной коллегіи пересыльнаго лагеря Кемь о разстрѣлѣ тѣхъ трехъ ребятъ, трупы которыхъ намъ демонстрировали вчера. Совершенно непонятно, когда могла успѣть собраться эта „коллегія“, судить о преступленіи, вынести смертный приговоръ и привести его въ исполненіе. Разумѣется, это постановленіе было написано заднимъ числомъ, такъ какъ всѣхъ троихъ ребятъ разстрѣляли менѣе, чѣмъ черезъ полъ-часа послѣ жалобы Калугина, и Михельсонъ — предсѣдатель коллегіи, еще довольно долго былъ въ нашемъ баракѣ послѣ увода парней и онъ же намъ демонстрировалъ ихъ трупы „для примѣра…“ Послѣ повѣрки всѣ повалились спать.
Около часа ночи насъ внезапно подняли и приказали быть на готовѣ къ отправкѣ на пароходъ, ухо-
