Какъ только осмотръ вещей окончился, одинъ изъ чекистовъ вызвалъ по списку всѣхъ бывшихъ въ нашей партіи чекистовъ, и къ нашему великому удивленію изъ фронта вышло болѣе 10 человѣкъ. Двое изъ этихъ бывшихъ сотрудниковъ Чеки имѣли настолько приличный видъ вполнѣ порядочныхъ людей, что я никогда и никому не повѣрилъ бы, если бы мнѣ кто нибудь указалъ на нихъ, какъ на чекистовъ.
Всѣхъ чекистовъ нашей партіи перевели немедленно въ особый баракъ. Тутъ же я впервые понялъ что значитъ на языкѣ Чеки „предъявить счетъ.“ Калугинъ подошелъ къ Михельсону и что-то ему тихо сказалъ, показавъ на тѣхъ четырехъ уголовныхъ преступниковъ, которые ѣхали въ нашемъ отдѣленіи. Михельсонъ оглядѣлъ ихъ и спокойно сказалъ: „Кто бросилъ чайникъ на товарища Калугина? Признавайтесь сейчасъ же. Если не признаетесь — разстрѣляю сію же минуту всѣхъ четырехъ. Ну, живо!“ Черезъ минуту выдали одного изъ молодыхъ парней. Его увели. Такимъ же образомъ нашли двухъ бросившихъ чайникъ изъ другого отдѣленія. Ихъ тоже увели. Черезъ полъ-часа насъ всѣхъ фронтомъ вывели на прибережную часть лагеря и показали на три лежащихъ трупа съ прострѣленными черепами. Всѣхъ троихъ разстрѣлялъ лично Калугинъ.
Въ этотъ моментъ всѣмъ стало ясно, что такое У. С. Л. О. Н.
Тутъ же передъ, еще не остывшими трупами, подъ дождемъ, у сѣраго, унылаго моря, насъ разбили на двѣ группы и вывели на главную линейку лагеря, т. е. на широкій деревянный помостъ, тянувшійся между бараками. Каждую группу окружили чекисты и конвойные солдаты, послѣ чего всѣхъ насъ вывели за ворота и повели черезъ поселокъ. Минутъ черезъ двадцать мы пришли на пристань, около которой стоялъ большой пароходъ. Намъ приказали нагрузить его углемъ. Это была адская работа такъ какъ мы въ теченіе 3-хъ сутокъ почти ничего не ѣли и почти не спали. Нагрузивъ нѣсколько мѣшковъ, я упалъ и потерялъ сознаніе. Очнувшись, я увидѣлъ, что лежу на мѣшкахъ изъ подъ угля и рядомъ со мной сидитъ молодой человѣкъ въ кожанной курткѣ при револьверѣ. Видя, что я пришелъ въ сознаніе, чекистъ ска-
