камерѣ, и я съ радостью уходилъ въ свою темную, тихую каморку при мастерской.
Въ іюлѣ мнѣ внезапно прекратили свиданія, безъ всякаго объясненія причинъ, и это меня чрезвычайно огорчило. Передачи я продолжалъ получать регулярно, но ихъ досмотръ началъ производиться еще тщательнѣе, чѣмъ раньше. Въ началѣ августа меня неожиданно сняли съ работъ въ мастерской и тоже самое сдѣлали съ моими компатріотами финнами, работавшими въ столярной мастерской. Эти финны, плотники, перешли нелегально финско-русскую границу, думая въ совѣтской Россіи найти болѣе выгодные условія работы, чѣмъ въ Финляндіи. Вмѣсто работы ихъ обвинили въ шпіонажѣ и посадили въ тюрьму.
Въ совѣтской „Красной Газетѣ“ я прочелъ, что въ Петербургѣ открыта какая-то шпіонская организація въ пользу Финляндіи, и будто бы нашъ генеральный консулъ былъ сильно скомпрометированъ всѣмъ этимъ дѣломъ. Какъ отголосокъ этой фантастической исторіи, всѣ финны, находившіеся въ это время въ совѣтскихъ тюрьмахъ, подверглись репрессіямъ.
26-го августа 1925-го года около 7 часовъ вечера, надзиратель громко выкликнулъ мою фамилію и мнѣ было приказано, какъ можно скорѣе, собрать мои вещи. Сборы мои были недолги, такъ какъ я при себѣ не держалъ почти никакихъ вещей, кромѣ туалетныхъ принадлежностей и постели. Все необходимое я получалъ регулярно изъ консульства разъ въ недѣлю. Въ моей корзинкѣ были уложены 4 носовыхъ платка, 2 пары тонкихъ носковъ, пиджама, туалетныя принадлежности, кружка, чайникъ и кое какіе продукты. Послѣднихъ было очень мало, такъ какъ была среда, а передачу мы получали по пятницамъ. Съ корзинкой въ одной рукѣ и со сверткомъ постельныхъ принадлежностей въ другой, я вышелъ въ корридоръ, откуда меня повели въ канцелярію.
Въ корридорѣ передъ канцеляріей стояла большая группа людей съ вещами, повидимому, готовые къ отправкѣ на дальній этапъ. Начальникъ тюрьмы прочиталъ мнѣ постановленіе „особаго совѣщанія“ централь-
