рожный въ совѣтской Россіи, но вполнѣ понятный. Эта панихида послужила поводомъ къ аресту не только всѣхъ безъ исключенія бывшихъ лицеистовъ, но и ихъ родственниковъ, друзей и просто знакомыхъ — общимъ числомъ 210 человѣкъ. Чека изъ этого дѣла создала монархическій заговоръ.
Въ нашей камерѣ сидѣли три участника такого заговора, кромѣ Голицына, и всѣмъ четыремъ заговорщикамъ было въ общемъ итогѣ 322 года.
Князь Голицынъ, по крайней мѣрѣ, сохранилъ здравый умъ и память, но его два товарища — генералъ Шильдеръ и б.помѣщикъ Туръ — были въ состояніи полнаго старческаго маразма.
Князя Галицына въ февралѣ разбило параличемъ, и его увезли въ одинъ изъ четверговъ на казнь, ведя подъ руки. Уходя, онъ перекрестился, еле двигая рукой и сказалъ: „Нынѣ отпущаеши раба твоего. Усталъ жить. Слава Богу“. Генералъ Шильдеръ умеръ за недѣлю до казни Голицына, а Тура сослали на десять лѣтъ на Соловки, но онъ умеръ по дорогѣ въ ужасныхъ мученіяхъ отъ закупорки мочевого пузыря. Про его смерть мнѣ разсказывалъ одинъ изъ ѣхавшихъ съ нимъ студентовъ, съ которымъ меня свела судьба на Соловкахъ.
Приведеніе въ исполненіе смертныхъ приговоровъ надъ лицеистами, совпало съ еще двумя крупными процессами, созданными Чекой: о шпіонажѣ въ пользу Латвіи и Англіи, и о возстаніи на Кавказѣ. Поэтому весь февраль, мартъ и апрѣль мѣсяцы 1925-го года, каждый четвергъ увозились на казнь многіе десятки людей, и въ теченіе февраля и марта, составъ моей камеры дважды перемѣнился. Несмотря на это, камера № 13, имѣла репутацію очень „счастливой камеры“, такъ какъ изъ другихъ камеръ выбыло еще большее количество людей.
Въ одинъ изъ четверговъ зарѣзался мой пріятель, спавшій рядемъ съ моей койкой — латышъ Карлуша. Это произошло такимъ образомъ: въ камерѣ не разрѣшалось имѣть ножей, но мы все же какъ-то умудрились раздобыть, черезъ рабочихъ нашего корридора, самодѣльный, сдѣланный въ тюремной мастерской, небольшой ножъ для разрѣзанія хлѣба. Два дня мы благо-
