Мы пришли въ комнату для пріема арестованныхъ, и къ своей радости я увидѣлъ г-жу Ч. Старшій дежурный по тюрьмѣ сидѣлъ за своимъ столомъ, молчаливымъ свидѣтелемъ нашей бесѣды. Изъ сдержанныхъ отрывочныхъ фразъ г-жи Ч., я понялъ, что, привезя передачу въ больницу и получивъ квитанцію въ пріемѣ передачи, подписанную чужимъ именемъ, она сразу догадалась, что меня перевели куда-то, и потому консульство немедленно приняло мѣры къ розысканію моихъ слѣдовъ.
Оказывается, я все еще былъ на положеніи высылаемаго на Соловки, и, такъ какъ этапъ на Соловки уходитъ по средамъ, то меня предполагалось завтра отправить. Поэтому консульство получило разрѣшеніе отъ народнаго комиссаріата иностранныхъ дѣлъ командировать ко мнѣ на получасовое свиданіе одного изъ своихъ служащихъ съ пакетомъ необходимыхъ для путешествія вещей. Такъ какъ сообщеніе съ Соловками, благодаря льду, уже было прервано, то меня должны были отправить въ Кемь, маленькій городъ на берегу Бѣлаго моря, гдѣ находится пересыльный пунктъ для отправляемыхъ на Соловки.
Эта новость для меня была большимъ ударомъ, но изъ осторожныхъ намековъ г-жи Ч. я понялъ, что есть надежда на отмѣну этого распоряженія, такъ какъ консульскій курьеръ уже выѣхалъ въ Москву, и финляндскій посланникъ попытается сдѣлать все отъ него зависящее, чтобы меня оставили въ Петербургѣ.
Я возвратился къ себѣ въ камеру совершенно подавленнымъ и на участливые разспросы моихъ товарищей я отвѣтилъ, только однимъ всѣмъ понятнымъ словомъ:… „Соловки“.
Послѣ вечерней провѣрки я получилъ набитый соломой матрацъ и, разостлавъ его на полу, поспѣшилъ улечься, чтобы избавиться отъ докучливыхъ разспросовъ, утѣшеній, и совѣтовъ добросердечныхъ товарищей, которые меня только раздражали и мѣшали сосредоточиться.
Какъ я ни напрягалъ мозги, но ничего не могъ придумать, чтобы измѣнить мое положеніе, и оставалось положиться на энергію и искусство нашего посланника и на судьбу.
