пѣшкомъ. Мнѣ разрѣшили нанять извозчика за собственный счетъ. Наконецъ все было готово, извозчикъ приведенъ и, усѣвшись въ пролетку, вмѣстѣ съ двумя конвоирами, мы тронулись въ путь. Старшій изъ конвойныхъ приказалъ извозчику ѣхать на Шпалерную, слѣдовательно, я возвращался опять подъ непосредственное наблюденіе Чеки.
День былъ ясный, солнечный, чуть морозный, и послѣ больничнаго спертаго воздуха я чувствовалъ какое то опьяненіе отъ массы свѣта и бодрящей свѣжести. Мои стражи размѣстились одинъ рядомъ со мной, а другой напротивъ на скамеечкѣ. Оба, передъ тѣмъ какъ вывести меня изъ больницы, поставили курки на предохранительный взводъ и изслѣдовали мои карманы. Это дѣлается для того, чтобы лишить возможности заключеннаго бросить въ глаза конвоировъ махорку или табакъ, съ цѣлью ихъ временно ослѣпить и убѣжать.
Извозчикъ попался на рѣдкость дрянной и мы ползли еле-еле, чему я былъ очень радъ. Конвойные оказались словоохотливыми ребятами. Оба были одѣты очень аккуратно и опрятно. У старшаго конвойнаго были на воротникѣ шинели особые значки, отвѣчающіе по старой терминологіи званію ефрейтора, а по нынѣшнему отдѣленнаго начальника. Оба солдата были изъ крестьянъ среднихъ губерній и дослуживали уже 2-й годъ въ составѣ одного изъ четырехъ конвойныхъ полковъ, расквартированныхъ въ Петербургѣ. О количествѣ арестованныхъ въ тюрьмахъ Петербурга и окрестностей и о количествѣ отправляемыхъ изъ этаго города по различнымъ этапамъ заключенныхъ могутъ дать понятіе нижеслѣдующія слова старшаго конвойнаго, котораго я разспрашивалъ о его службѣ.
— „Каждый день дежуритъ два конвойныхъ полка. Весь составъ дежурныхъ полковъ цѣлыми днями въ разгонѣ, такъ что некогда прибраться въ казармѣ. Вотъ я только позавчера вернулся съ дальняго этапа со своимъ взводомъ, — изъ Вологды. Сегодня вотъ васъ сдадимъ, и надо идти въ Кресты, оттуда будемъ конвоировать заключенныхъ на вокзалъ. Послѣзавтра опять въ какой нибудь нарядъ, а тамъ опять дальній этапъ.“
