онъ засталъ въ арміи при вторичной службѣ, рѣзко отличались отъ привольной жизни, которую онъ велъ въ красной конницѣ во время гражданскихъ войнъ и періода военнаго коммунизма. Теперь съ утра до поздняго вечера была военная муштра, теоретическія занятія, политическая грамотность и подчиненность старшимъ. А въ 1919-мъ году подъ Ромнами, онъ самолично зарубилъ шашкой своего эскадроннаго командира, по постановленію эскадроннаго комитета, такъ какъ командиръ—изъ бывшихъ царскихъ офицеровъ, показался комитету не надежнымъ. Я спросилъ Гаршина:—„А почему, именно, было рѣшено зарубить командира. Развѣ не проще было застрѣлить его, разъ ужъ все равно было рѣшено лишить его жизни?“
— „Да, видишь, я самъ вызвался охотникомъ, — ну, эскадронъ, значитъ, мнѣ и предоставилъ его, на мое распоряженіе“.
Гаршинъ былъ недоволенъ современными порядками въ красной арміи и считалъ себя обойденнымъ. Несмотря на два ордена краснаго знамени, его не произвели въ взводные командиры и смѣстили съ должности отдѣленнаго начальника, такъ какъ онъ не выдержалъ установленнаго экзамена по строевому уставу и политической грамотности. Тогда онъ уѣхалъ въ отпускъ и рѣшилъ больше не возвращаться въ армію, которая не оцѣнила его революціонныхъ заслугъ. Не знаю дальнѣйшей судьбы этого „краснаго героя“, такъ какъ его отъ насъ вскорѣ перевели въ военную центральную тюрьму.
Съ совѣтскимъ краснымъ генераломъ Кольцовымъ я сошелся довольно близко. Это былъ очень пріятный, умный и воспитанный человѣкъ. Несмотря на рѣзкое расхожденіе нашихъ взглядовъ на многіе вопросы, я вспоминаю о немъ съ чувствомъ большой симпатіи.
Кольцовъ былъ „настоящей военной косточкой“, и рваный, грязный халатъ не могъ скрыть старой военной выправки и отчетливой точности движеній. Революція застигла Кольцова въ чинѣ капитана одного изъ армейскихъ пѣхотныхъ полковъ, на русско-германскомъ фронтѣ. Популярность среди солдатъ спасла ему жизнь въ первый періодъ революціонной бури а потомъ, какъ и многіе изъ уцѣлѣвшихъ офи-
