русскихъ интеллигентовъ, приспособившихся къ совѣтскому режиму, это полное смутной надежды „черезъ нѣсколько лѣтъ“…
Меня, какъ бывшаго офицера, особенно интересовали личности двухъ совѣтскихъ военно-служащихъ: солдата кросноармейца и краснаго генерала—начальника стрѣлковой бригады.
Солдатъ носилъ громко звучащую для русскаго уха литературную фамилію—Гаршинъ, а краснаго генерала, какъ я уже упоминалъ, звали Кольцовъ.
Гаршинъ былъ низкорослый, коренастый блондинъ съ одутловатымъ блѣднымъ лицомъ, поросшимъ свѣтлымъ пухомъ. Ему было 22 года, но на видъ онъ казался еще моложе. Отъ полученной во время гражданской войны сабельной раны въ голову, онъ страдалъ мучительными головными болями и нервными припадками. Въ нашу больницу его прислали на испытаніе изъ псковской тюрьмы Чеки, куда онъ попалъ какъ дезертиръ. Въ промежуткахъ между припадками это былъ очень словоохотливый и бойкій на языкъ парень, съ типичными для псковскаго крестьянина хулиганскими манерами. Онъ исправно понюхивалъ кокаинъ и, повидимому, былъ при деньгахъ, такъ какъ, не стѣсняясь, платилъ за кокаинъ по 8—10 рублей за нѣсколько граммъ, которые ему доставали какіе-то пріятели, лежавшіе въ камерахъ другого корридора. Онъ мало придавалъ значенія своему аресту, такъ какъ, по его словамъ, у него было боевое революціонное прошлое и онъ дважды былъ награжденъ орденомъ краснаго знамени. Еще семнадцатилѣтнимъ мальчишкой онъ уже сражался въ составѣ красной арміи съ бѣлыми войсками на Украинѣ. Потомъ онъ принималъ участіе во всевозможныхъ карательныхъ экспедиціяхъ по усмиренію крестьянскихъ бунтовъ и по отбиранію отъ крестьянъ продовольственнаго налога. Съ окончаніемъ періода военнаго коммунизма, Гаршинъ вернулся къ себѣ въ Псковскую губернію, гдѣ въ одномъ изъ селъ его старшій братъ занимался земледѣліемъ и держалъ лавку. 1923-мъ году ему исполнился 21 годъ и поэтому его вновь призвали на военную службу въ красной арміи. Порядки, которые
