редавали извѣстія о моей семьѣ и совѣтовали запастись терпѣніемъ. Переговоры о моемъ освобожденіи протекали крайне медленно, и все осложненіе заключалось въ томъ, что я числился за Чекой, какъ административно приговоренный. Благодаря этому, народный коммиссаріатъ иностранныхъ дѣлъ былъ связанъ въ своихъ дѣйствіяхъ.
Такъ какъ я страдалъ хронической болѣзнью, предусмотрѣнной спискомъ тѣхъ болѣзней, которыя давали право на досрочное освобожденіе, то мнѣ надо было, во что бы то ни стало, получить актъ медицинской коммиссіи больницы Гааза и копію этого акта передать въ консульство. Такой документъ значительно облегчилъ бы хлопоты нашего посольства о моемъ освобожденіи.
Медицинское освидѣтельствованіе для досрочнаго освобожденія заключенныхъ больныхъ происходило разъ въ мѣсяцъ. Въ докладной запискѣ на имя главнаго врача больницы я изложилъ исторію моей болѣзни и просилъ включить меня въ списокъ больныхъ, подлежащихъ освидѣтельствованію судебно медицинской коммиссіей. Послѣ предварительнаго очень подробнаго освидѣтельствованія меня главнымъ врачемъ и его помощникомъ, мое ходатайство было удовлетворено.
Насталъ, наконецъ, и день освидѣтельствованія и всѣ, назначенные „на коммиссію“ были собраны на круглой площадкѣ верхняго этажа около комнаты, гдѣ засѣдала коммиссія.
Какихъ только не было тутъ разновидностей болѣзней. Доминировали туберкулезъ, эпилепсія и различныя острыя формы неврастеніи. Я казался самому себѣ, среди всей этой массы полутруповъ, невыгоднымъ исключеніемъ. Чуть ли не мѣсячное пребываніе въ больницѣ на собственномъ иждивеніи, почти уничтожило всѣ слѣды перенесенныхъ страданій. Но я не считалъ нужнымъ притворяться или, какъ говорятъ, въ тюрьмѣ „филонить“. Филонили почти всѣ. Филонили наивно, глупо и неумѣло. Не притворялись только туберкулезные, такъ какъ на коммиссію представляются лишь безнадежно больные этой болѣзнью. Обычно, добрая половина изъ нихъ умираетъ, не дождавшись досрочнаго освобожденія, такъ какъ
