улучшеніе быта населенія колоссально. Но не забывайте, что русская народная масса нетребовательна и очень неизбалована. Не забывайте также того, что самый активный элементъ народа — люди въ возрастѣ отъ 20 до 30 лѣтъ, были въ моментъ прихода революціи дѣтьми. Имъ не съ чѣмъ сравнивать настоящаго, такъ какъ о прошломъ у нихъ осталось самое смутное представленіе. Но какъ ни хорошъ „Нэпъ“, а на немъ мы долго не сможемъ продержаться, такъ какъ безъ Европы мы все таки не можемъ существовать. И вотъ тутъ то, дорогой мой, и есть заколдованный кругъ, въ который попалъ Коминтернъ. Съ одной стороны нельзя удерживать безъ конца, на постоянномъ уровнѣ стабилизированный червонецъ, такъ какъ наша промышленность остановится, если мы не получимъ изъ-за границы новыхъ машинъ и полуфабрикатовъ. Съ другой стороны, не можетъ быть и рѣчи о возвращеніи къ политикѣ военнаго комунизма. Но самое главное, что крестьянство и народная толпа оказались совершенно не воспріимчивы къ идеямъ марксизма, и вотъ тутъ то и есть самый камень преткновенія, о который рано или поздно сломитъ себѣ шею Коминтернъ. Я не знаю, произойдетъ ли это внезапно или постепеннымъ проникновеніемъ въ совѣты элементовъ чуждыхъ идеалогіи третьяго интернаціонала, но я убѣжденъ только въ одномъ: этотъ процессъ уже ощущается.“
Вышеприведенный разговоръ съ Клейномъ, я возстановилъ, разумѣется, не дословно, и все вышесказанное является сводкой нѣсколькихъ бесѣдъ моихъ въ тюрьмѣ, не только съ Клейномъ, но съ людьми одинаковаго съ нимъ общественнаго положенія и взглядовъ.
Мое пребываніе въ больницѣ не могло быть долговременнымъ, и надо было что-либо предпринять, чтобы вырваться на свободу и уѣхать въ Финляндію. Несмотря на отвратительныя условія, больница имѣла много преимуществъ передъ тюрьмой Чеки. Во-первыхъ, можно было наладить безконтрольную связь съ консульствомъ. Во-вторыхъ, если бы мнѣ было разрѣшено свиданіе съ кѣмъ-либо изъ моихъ
