большую оловянную кружку и маленькій кусочекъ бѣлаго хлѣба. — „Если вы прекращаете голодовку, начала она — то вамъ надо выпить немного теплаго молока, вотъ здѣсь въ кружкѣ, и можете съѣсть этотъ кусочекъ хлѣба: хотите ѣсть?“
Мнѣ ѣсть не хотѣлось и я сказалъ бы даже, что было противно, какъ это ни кажется страннымъ, послѣ десяти дневнаго поста. Но ѣсть надо было, такъ какъ все указывало на то, что я игру мою выигралъ и надо было набираться силъ. Сестра мнѣ сказала, что, если я прекращаю голодовку, то меня завтра переведутъ въ другую комнату и что меня будутъ держать въ больницѣ не менѣе мѣсяца — таково обыкновеніе.
Эта женщина мнѣ внушала полное безграничное довѣріе, и ея удивительные глаза я и сейчасъ, словно, вижу передъ собой. Выпивъ немного подслащеннаго молока и проглотивъ съ усиліемъ нѣсколько кусочковъ бѣлаго хлѣба, я заснулъ такъ, какъ давно не спалъ, не смотря на холодъ и весьма сомнительное одѣяло.
Утромъ рано, пришла опять „сестра“ и съ ея помощью я перешелъ въ другую комнату, находившуюся въ томъ же корридорѣ.
Начиналась новая глава книги моей тюремной жизни.
Тюремная больница имени доктора Гааза, или, какъ ее принято называть сокращенно „больница Гааза“, въ недавнемъ прошломъ до войны была арестнымъ домомъ для лицъ, принадлежащихъ къ такъ называемымъ привиллегированнымъ классамъ. Сюда водворялись на небольшіе сроки, за различные мелкіе проступки „противъ тишины, спокойствія и благопристойности“, купцы, чиновники и дворяне по приговорамъ мировыхъ судей.
Во время русско-германской войны, арестный домъ былъ упраздненъ и помѣщеніе было оборудовано подъ лазаретъ для раненыхъ. Во время революціи и съ утвержденіемъ власти большевиковъ, переполнененіе Петербургскихъ тюремъ привело къ необходимости имѣть спеціальную тюремную больницу, такъ
