никъ, хотя уцѣлѣлъ, но влачилъ полуголодное существованіе, подъ ежечасной угрозой внезапнаго ареста. Вся утварь собора, заключавшая, между прочимъ, много историческихъ предметовъ, была конфискована совѣтскимъ правительствомъ, и обнищавшіе прохожане были не въ силахъ обезпечить существованіе причта собора.
„Вотъ посмотрите въ чемъ хожу“ — сказалъ мнѣ старикъ, показывая свою рясу, заплатанную разноцвѣтными кусками матеріи, и дырявые сапоги.“ Вотъ дьякону хорошо, — онъ молодой и здоровый, подрабатываетъ на разгрузкѣ барокъ, а иногда въ театральномъ хорѣ поетъ. Я совсѣмъ пропалъ бы, если бы не жена и дочь. Онѣ обѣ на прядильной фабрикѣ работаютъ“.
Дня черезъ два послѣ этой встрѣчи со старымъ священникомъ, я проходилъ вмѣстѣ съ однимъ изъ моихъ соотечественниковъ по Троицкому переулку, мимо такъ называемой „залы Павловой“, гдѣ устраиваются спектакли различныхъ гостролеровъ и всевозможныя лекціи.
Въ стоявшую у подъѣзда щегольскую коляску, запряженную парой прекрасныхъ сѣрыхъ лошадей, усаживался очень красивый и представительный священникъ, въ шелковой бѣлой рясѣ и въ бѣломъ шелковомъ клобукѣ. Рядомъ съ нимъ и напротивъ на скамеечкѣ, помѣстились двѣ молодыхъ и нарядныхъ дамы. Коляска тронула, лошади сразу пошли крупной рысью, а изъ параднаго подъѣзда залы Павловой выливался на панель людской потокъ.
Я невольно вспомнилъ заплатанную рясу моего пріятеля священника, и разгружающаго барки съ дровами дьякона. Мой спутникъ, съ которымъ я подѣлился своими мыслями, сказалъ: „Ну развѣ можно сравнивать положеніе того священника съ этимъ артистомъ. Тотъ, кого мы сейчасъ видѣли — это такъ называемый „красный епископъ“ Введенскій, ставленникъ совѣтской власти, защитникъ и пропагандистъ идеи „живой церкви“. Это блестящій ораторъ, циничный и безпринципный эпикуреецъ, не вѣрующій ни въ Бога, ни въ черта. „Живая церковь“ — это просто на просто вуаль, въ которую облекается коммунистическая пропаганда и
