3) Не имѣя никого родныхъ и близкихъ знакомыхъ въ Петербургѣ, я, какъ финляндецъ, могу лишь разсчитывать на помощь Финляндскаго Генеральнаго Консульства. Согласно правилъ о высылаемыхъ въ концентраціонные лагеря, я имѣю право на 3 получасовыхъ свиданія въ тюрьмѣ съ кѣмъ либо изъ моихъ земляковъ, живущихъ въ домѣ консульства.
Ни одно изъ вышеприведенныхъ требованій не могло бы быть выполнено; — я былъ въ этомъ увѣренъ. Но всѣ выставленныя мною требованія были вполнѣ лояльны, и самое главное, они были составлены такъ, что должны были вызвать переписку между Московской Чекой и Петербургской. Въ этомъ я былъ увѣренъ, такъ какъ хорошо изучилъ порядки за шесть мѣсяцевъ пребыванія въ тюрьмѣ.
Такъ какъ Петербургская Чека имѣла право въ важныхъ случахъ задержать отправку заключеннаго на Соловки, то я былъ увѣренъ, что мнѣ удастся пропустить одинъ этапъ.
Моя смерть отъ голодовки въ петербургской тюрьмѣ Чеки подъ самымъ бокомъ у Финляндскаго консульства, не входила ни въ какомъ случаѣ въ разсчеты Чеки, такъ какъ это вызвало бы много непріятныхъ осложненій и огласку въ газетахъ за границей. Такимъ образомъ отъ меня самого, отъ моей настойчивости зависило сдѣлать данный случай — „важнымъ“, и дать возможность Чекѣ задержать мою отправку. Оставшіеся въ моемъ распоряженіи 10 дней до отправки этапа были срокомъ болѣе чѣмъ достаточнымъ для моего истощеннаго организма, чтобы подойти вплотную „къ послѣдней чертѣ“, и быть можетъ, даже перешагнуть эту черту…
Все зависѣло отъ того, насколько мое сердце готово выдержать это испытаніе. Во всякомъ случаѣ я разсчитывалъ, что какъ только я потеряю сознаніе и положеніе мое будетъ признано опаснымъ, — меня отправятъ въ тюремную больницу, гдѣ надзоръ менѣе строгъ и мнѣ оттуда удастся какъ нибудь снестись съ консульствомъ.
Во всемъ этомъ планѣ было много риска, принимая во вниманіе мое крайне болѣзненное состояніе, но у меня впереди была вѣрная смерть на Со-
